– Ащ-щ-щ! – прервал мои мысли возглас шиди. – Шисюн, скажи, оно действительно того стоит? Может, лучше сразу меня убьете и не будете мучить?!
– И не надейся, – фыркнула супруга, превратившая наши тела в подобия серебряных ежей. – А сейчас – последняя. Теперь лежим полпалочки и дышим по системе восстановления ци.
– Опять медитации, – тяжело вздохнул брат и поморщился: от движения груди иголки неприятно дернулись.
– Ну, раз в сто лет можно отвлечься от постоянных тренировок с мечом и заняться совершенствованием духа и разума, – зевнул я. – А потом, пока ядра не достигли уровня «бессмертного», придется изнуряюще восстанавливать плоть и увеличивать мышечную массу. Лично мне почему-то не хочется быть вечным юнцом.
– Только попробуй, – нахмурилась вдруг Янли. – Учти, если отпустишь бороду или еще как-то попробуешь изуродовать внешность, я сделаю то же самое, и тогда не жалуйся, что твоя жена похожа на надутого старейшину.
– Не смешно, – буркнул я, глядя, как трясутся серебряные иголки в груди Лун Вайера. – Дыши правильно, шиди.
– Прости, – дернулся брат. – Мне легче представить тебя пухлым щекастым пельмешком, чем умудренным жизнью ученым с длинной бородой. Вместе с другим ученым… с бородой!
– Да ну вас. – Я отвернулся к стене от шутников. – Я совсем другое имел в виду.
Несколько минут в комнате можно было слышать только тихое дыхание и постукивание пиал с лекарствами, которые перебирала супруга. Барьерный талисман работал превосходно, отгораживая нас от принцессы с младенцем.
– Думаю, дней через десять можно попробовать провести малый круг медитации с шисюном, – наконец пробормотала Янли, начиная аккуратно вынимать иглы из нервных узлов. – Попробуем раздуть ваши… угли. И еще надо сообразить, как протащить «эльфа» в Жасминовые Сады. Папину легенду про любимую наложницу разрушать не стоит.
– Кто любимая наложница… – Кажется, шиди только что осознал интересный нюанс. – А… кхм! А что старый паук думает по этому поводу?!
– Примеряет платья и тренируется делать изысканный макияж, – хихикнула супруга. – Ну а что? Зачем прятать то, что можно показать? Пусть помелькает нежным личиком. Тогда домочадцы уверятся, что здесь живет юная девушка, а не еще один низвергнутый.
– Кстати, – поднимаясь с кровати и торопливо натягивая на плечи нижнее одеяние, проговорил шиди. – Что такое «эльф»? Островное ругательство?
Глава 29
Зима наступила незаметно. Особенно для меня, привыкшей, что в это время года обязательно должен выпадать снег, царить невыносимый холод и прочие прелести российской погоды.
В Поднебесной же зима приходила с легкой прохладой, оранжевыми шариками хурмы и танцем ярко-алых кленовых листьев, кружащихся вокруг Огненного павильона в медленном танце.
Сейчас мы вшестером – я, муж, папочка, его феникс, молчаливый Лун Вайер и с боем выбивший для себя это право А-Лей – сидели за столиком беседки Огненного павильона и мирно пили пряный зеленый чай с горячими паровыми булочками.
Кстати говоря, Огненный павильон стал новой резиденцией «любимой наложницы», а заодно и местом наших собраний. Не зря сюда вело аж два тайных хода. Папуля явно держал запасной аэродром на территории поместья.
– Сперва покончим с прочими срочными делами. – В голосе Юэ лениво переливался янтарный сироп с привкусом зеленого чая. – А уж потом попробуем ваши… нетрадиционные методы восстановления ядра.
Я хмыкнула и спросила прямо, вызывая обиженное неудовольствие у небожителя, привыкшего плести изящную словесную паутину:
– Боитесь, господин Юэ? – И уточнила, глядя в нахмурившееся лицо: – Того, что не получится?
– Вы отвратительно недипломатичны, госпожа лекарь, – заявил прекрасный «эльф», по-детски надув губы. Наткнулся на мой смеющийся взгляд, оценил руку Юншена, предостерегающе вцепившуюся в мое запястье, и не сумел удержаться от ухмылки. – И не менее отвратительно умны. Вас можно похвалить за наблюдательность. Я… боюсь.
Сейчас перед нами сидела умопомрачительно красивая юная эльфийка с практически незаметным макияжем. Пять слоев дорогого ханьфу выглядели на Юэ как потоки текущей воды, а украшения из горного хрусталя и нефрита мелодично позвякивали.
Даже я испытала легкую зависть, что уж говорить о матушке и Лисянь. Последняя и вовсе лишилась дара речи и на неделю впала в глубокую депрессию, увидев новую «конкурентку».