Хотелось самому во всем разобраться до конца. Самому со всеми познакомиться, с тем чтобы иметь возможность предотвратить новую беду, если она будет назревать. Я, собственно, никого из его родственников не знаю, как не знаю и того, в какой среде прожил свои двадцать лет этот парень. Быть может, среди его близких есть и очень дурные люди, а я обращаюсь с Лукачем как с молодым человеком, у которого безупречная репутация. Я не могу судить о нем на основании его прошлого и потому вынужден ждать, когда он сам «покажет зубки».
В первую же неделю после того, как в роту прибыло пополнение, я внимательно просмотрел документы молодых солдат, но скупые анкетные данные мало что дали.
Мне, да и всем младшим командирам нужно понять каждого солдата. И новичков, и младших командиров прислали ко мне после окончания школы, одних — после военной, других — после гражданской.
Я, в сущности, своих собственных помощников-то как следует не знаю. Инцидент с матрасами — доказательство тому. Именно он и заставил меня задуматься.
Я решил, что прежде всего необходимо воспитывать у моих помощников уважение к слову старшего командира или начальника. И если я приказал, чтобы к прибытию пополнения были набиты матрасы, то это должно быть сделано. Они должны меня понимать с полуслова, иначе какие же они мне помощники. Мне нужны толковые командиры отделений. Именно они почти все время находятся с солдатами, следовательно, в первую очередь они должны показывать пример молодым парням. Да, они сами в первую очередь…
И вот теперь я не знаю, стоит ли мне писать дальше, рассказывать обо всем, но какой-то внутренний голос шепчет мне, что стоит: пусть другие учатся. Однако одновременно другой голос во мне утверждает, что, мол, это не типично, такие случаи почти не встречаются, так как почвы для их появления у нас нет, каждый солдат понимает, что ему можно делать, а чего нельзя. Люди хорошо знают наши законы и с презрением отворачиваются от каждого, кто пытается их обойти. И все же я решил описать все события, происшедшие в моей роте за год, хотя знаю, что найдутся читатели, которые махнут рукой и скажут: «Боже мой, когда все это было-то?»
Командиры взводов все, как один, находились на краткосрочных курсах переподготовки, а я с головой ушел в составление многочисленных планов, изучение документации и тому подобное, короче говоря, с утра и до позднего вечера не выходил из канцелярии штаба батальона.
В роту я попадал, как правило, поздно вечером. Шел по аллейке, обсаженной двумя ровными рядами тополей, погруженный в размышления о будущей учебе солдат, о сколачивании дружного боевого коллектива.
Свежий ноябрьский ветер шевелил голые ветки деревьев. Вдруг где-то на третьем этаже громко хлопнуло окно, а вслед за этим на асфальт тротуара посыпались осколки стекла.
Сразу же передо мной выросла фигура дежурного по роте. Лицо у него было растерянное. Я приказал ему узнать, в чем дело. Он быстро ушел.
— Кто разбил стекло? — услышал я из-за двери властный голос дежурного и живо представил себе его строгую физиономию.
— Я просто стоял у окна… — ответил ему тоненький испуганный голосок солдата, — меня кто-то нечаянно толкнул…
Я невольно улыбнулся, в памяти всплыли отдельные картины моей солдатской молодости. Я даже не заметил, как передо мной словно из-под земли появился капитан Вертич, командир артиллерийской батареи.
— Заглянул бы ты к себе в казарму, уж больно сильно там расшумелись.
Замечание Вертича почему-то показалось мне обидным, но я как можно спокойнее ответил ему:
— Сейчас загляну.
Сам же невольно ускорил шаг, подгоняемый любопытством: что же там может быть?
Правда, особенного шума я не услышал. Из спальни доносился лишь отчетливый голос одного человека, который подавал команды:
— Первая лодка, вперед!
Я буквально остолбенел: «Какие еще в казарме лодки? У нас механизированный полк, а не инженерный! Да в любом случае какие лодки могут быть в казарме?!»
Когда же я вошел в спальню, у меня даже дыхание перехватило от той картины, которую я увидел.
Помещение было похоже на поле боя. Прямо передо мной на цементном полу лежал рядовой Бела Лазар, а перед его лицом стоял таз, налитый водой почти до краев. Из-под кровати, стоявшей у стены, виднелся второй таз, тоже с водой, который обхватили чьи-то руки.
Чуть сбоку от меня замер бледный как полотно ефрейтор Никош.