Пришла Йошкина мать, принесла мне сладостей и во всеуслышание заявила, что я спас ее сына. Весть об этом быстро распространилась по селу. Мальчишки из школы ватагой пришли ко мне и начали наперебой просить, чтобы я рассказал им о том, как спас тонувшего Йошку. Три дня я чувствовал себя героем, а затем мне это надоело. Вот этот-то случай и помог мне избежать исправительной колонии. Более того, впервые в жизни я получил в школе четверку по поведению.
Сейчас, вспоминая о тех днях своей жизни, могу сказать, что злоумышленником я отнюдь не был, просто хотел жить так, как мне заблагорассудится.
Вскоре меня выбрали председателем совета пионерского отряда. Ни в одном отряде жизнь не кипела так, как у нас. Мы организовывали различные соревнования и состязания, сам я стал чемпионом области по шахматам. И вдруг меня исключили из отряда за то, что я ударил парнишку, который отказался покупать пионерскую газету. Ребята исключили меня из отряда, но девчонки потихоньку от ребят приняли меня в свою компанию и назначили поваром. Через две недели ребята решили вернуть меня в отряд. Я человек незлопамятный и не стал ломаться…
Работал я энергично, самое главное для меня было воодушевиться. Помню, собирали мы железный лом. Ребята притащили из дома старые чугунные печки, кастрюли, утюги. Я вошел в такой азарт, что притащил из дома плуг. Разумеется, я оказался первым сборщиком лома. Через неделю мой опекун узнал об этом и чуть не заплакал от досады. Поверьте мне, я не хотел причинять ему лишних огорчений, просто мне показалось, что плуг старый и не пригоден в хозяйстве…
Я, например, привык к тому, что у меня никогда не водилось карманных денег, как у других детей. Но у меня, как и у других детей, были свои желания и мечты. Так, давным-давно я присмотрел себе плетеный хлыст, как у свинопаса. Свинопас пообещал мне сплести точно такой же, если я принесу ему кожу. И я принес ее, отрезав голенища от совершенно новеньких сапог родственника моего опекуна. Хлыст получился на славу, хотя потом мне здорово за это досталось…
Я уже говорил, что учился хорошо. В детдоме поэтому решили, что мне следует продолжать учебу в гимназии. В конце первого полугодия у меня были одни пятерки. Я и позже учился хорошо, но вот с дисциплиной у меня не ладилось. А тут еще первая любовь… Девушка работала в столовой, и я, разумеется, то и дело убегал к ней из класса. Меня предупредили, а затем просто исключили из гимназии, но я нисколько не переживал. Утром в обычное время я выходил из дому под видом, что иду в школу, а сам шел к каменщикам, к которым устроился на работу. Когда обман разоблачили, на меня махнули рукой: мол, работает, и ладно! Я с облегчением вздохнул, решив, что теперь я всем покажу, как нужно жить. Зарабатывал я неплохо, но мне этого казалось мало. Я хорошо играл в ручной мяч, и меня повысили, так как спортсменов тогда было немного. Вскоре я зарабатывал уже около трех тысяч форинтов, но спустя некоторое время мне и этого стало мало.
Когда мне исполнилось восемнадцать лет, я перебрался в город Печь, где устроился работать на урановую шахту. Меня определили в бригаду социалистического труда. Заработок мой вырос до четырех-пяти тысяч форинтов. Правда, работа была трудная: шесть часов приходилось стоять в шахте, не разгибая спины, и пот лил с тебя ручьем. Но я все же выдерживал.
Однажды в шахте произошел обвал. Мне повредило руку, ногу и грудную клетку. Несколько месяцев я пролежал в больнице, а когда выздоровел, то на шахту уже не вернулся: испугался. Наверху можно было заработать всего не более двух тысяч форинтов, и я перешел на другую работу.
Все чаще и чаще я задавал себе вопрос: «А кем я, собственно, хочу стать?» Так и не решив этого вопроса, снова пошел учиться в гимназию. Я проучился некоторое время, и вскоре мне прислали повестку с призывного пункта.
Не совру, если скажу, что в части за несколько дней обо мне узнали почти все. Я был самым неисполнительным солдатом. Возмущался, когда мне поручали уборку помещений; постоянно спорил с командирами. Естественно, я не раз получал взыскания, но это мало волновало меня…
Мне нравилось, что у меня нет родителей и потому на меня некому жаловаться. Однажды сержант пригрозил мне:
«Я напишу письмо вашему отцу!»
«А у меня нет отца», — спокойно ответил я ему.
«Тогда матери!»
«А у меня и ее нет!»