Опустошил карманы — не хватало еще потерять что-то в запарке — и отложил автомат. При себе оставил пистолет, два запасных магазина к нему, патроны и оба ножа. Дальше, двигаясь по-пластунски, пополз по картофельному полю к ограде.
Может показаться странным, что аж цельный генерал, да всё сам, но я, получив генеральские погоны, тренировки не забросил и вообще любил работать «в поле». То есть руки запачкать не боялся. Да и нет тут подчинённых, которым можно доверить подобное дело. Сам я не хлюпик, хотя фигура не сказать что атлетическая, средний рост, всё среднее, и лицо сложно запомнить. Полезное свойство при моей специфике работы. Крови я не боялся, бывший начальник отучил. Однажды двое парней из нашего отдела, особисты, попали в засаду к чехам, как их пытали, было заснято на плёнку и нам подкинуто. После этого с пленными чехами мы поступали так же, как они с нашими ребятами. А головами бандитов играли в боулинг, вместо кеглей — пустые бутылки; я наловчился страйк выбивать с первого раза. В общем, если потребуется, и пытать смогу — кожу снять так, что клиент не помрёт и на вопросы сможет отвечать. Шикарный опыт. Правда, потом кто-то стуканул, начальника моего отправили на заслуженную пенсию, но дело замяли. Однако зверски умерщвлять бандитов мы не прекратили, просто видео писать перестали. «Око за око, зуб за зуб» стало для нас девизом, а для меня ещё и смыслом жизни. Так что бандиты на хуторе мои клиенты. Ну и трофеи тоже нужны. Я понимаю, что рисковать своей головой просто глупо, и профессионал контрразведчик во мне требует как можно быстрее отправляться в Москву, показывать и доказывать, кто я и откуда. Не думаю, что это сильно поможет, генералы — дубы армейские, пока головы не расшибут, слушать не будут, но мне главное Сталина убедить. Однако с пустыми руками появляться тоже не стоит. А в ближайшие три недели моя информация на ходе войны не особо скажется.
До Москвы придётся добираться самостоятельно, выходить на связь с местными коллегами, когда начнётся война — это изуверский способ самоубийства. Шлёпнут как шпиона и немецкого диверсанта и думать забудут. Нет, тут нужно действовать осторожно. И побыстрее покинуть территорию боевых действий. Я не мальчишка, у которого приключения в штанах играют, информация, которой я владею, слишком важна, и её нужно сберечь. Так что прорываемся вглубь территорий Союза, но перед этим позаимствуем трофеи и какой-нибудь транспорт. Именно из-за него по большому счёту я хуторян и навестил. Верхом я тоже отлично держусь, в седле немало горных троп за спиной оставил.
Пока пробирался к ограде, услышал, как на территории хутора затарахтел на холостом ходу мотор. Знакомый звук, похоже «эмка», у меня такая служебная была. О ней Вячеслав ничего не говорил, но если машина ушла этой ночью, а тот тут окажется завтра днём, то не удивительно, что он о ней не знал. Это может быть интересным.
Машина уезжать не спешила, что вселяло надежду её перехватить. Заполучить свои колёса было бы здорово. Добравшись до ограды, я вскочил и, прижавшись к ней, стал красться вдоль плетня. Часового у хуторян не было, просто на сарае сидел наблюдатель, чем-то вооружённый, как я успел рассмотреть. Темно, но палку в руках, а скорее всего, ствол винтовки увидеть смог. Проникнув на территорию, я подобрался к бревенчатому сараю, прислонился к нему спиной и достал нож. Тратить патроны на хуторян я не собирался — ножом уделаю. А вот наблюдателя придётся снимать пулей, тихо я его не сработаю. Хотя и тут рискнуть можно, мотор тарахтит и создает нужное звуковое сопровождение.
Выглянув из-за угла строения, я рассмотрел тёмный силуэт «эмки», фигуру, что суетилась у открытой водительской двери, и тёмный силуэт на фоне ночного неба — наблюдателя на крыше сарая.
Обойдя сарай, я подкрался к легковушке и, возникнув за спиной водителя в красноармейской форме, одним движением свернул ему шею. Потом, придерживая конвульсивно дёргающееся тело, мягко положил его на землю. Кровь пускать нельзя, собаки учуют и вой поднимут. Выйдя из-за укрытия, я мощным движением отправил нож в голову наблюдателя, и тот без звука завалился на спину. Клинок запер рану, крови должно быть мало. Я замер, ожидая, поднимется шум или нет, но всё было тихо, лишь звякнула цепь у собаки. И тут случилась неприятность — двор осветило лампой. На крыльцо жилого дома вышли двое. Старик, что держал лампу, и неизвестный в форме командира РККА. Фуражку и детали формы я рассмотрел хорошо. Собаки так и молчали, видимо их приучили на чужаков не гавкать и не шуметь. С досадой скривившись — вот что значит работать без напарников, никто не застрахован от случайностей, — я достал из-за ремня пистолет и взял эту парочку на прицел. Те покидать крыльцо не спешили и о чём-то общались. Тарахтение мотора легкового автомобиля не давало прослушать, о чём, а движения губ были в тени, я умел читать по губам, но тут умение не пригодилось. Да и сомневаюсь я, что они на русском разговаривали. А я кроме русского неплохо знаю чеченский и китайский, и в совершенстве — английский. В училище меня готовили для работы у китайской границы, там в ФСК три года и служил, пока не перевели с повышением к армейцам и не отправили на войну в Чечню. После этого там и остался. А английский я самостоятельно выучил, благо носителей языка хватало. Чеченский же — по долгу службы. Затем начал учить арабский — всё понимаю, но говорю плохо, так что его не считаю за изученный. Вот с немецким я познакомился уже попав в прошлое, в ведомстве Берии, говорю с сильным акцентом, читаю лучше — пришлось много работать с трофейными архивами после победы.