Стараясь не касаться ничего, что могло бы оставить пыль на моих руках и одежде, я огляделась по сторонам. Большая часть того, что выглядело как антикварная мебель, была зачехлена, за исключением выцветшего кресла в стиле Людовика XV и такой же оттоманки, а также огромных напольных часов из красного дерева. На оттоманке лежала, свернувшись в клубок, черно-белая собачонка. Заметив меня, она подняла большие карие глаза, ужасно похожие на глаза хозяина.
Эта мысль вызвала у меня улыбку. Впрочем, улыбка быстро погасла, стоило мне увидеть огромную трещину, змеившуюся по гипсовой стене от карниза к потрескавшемуся плинтусу в углу. Затем мой взгляд скользнул от большого, вызванного сыростью пятна на облезлом потолке к вспучившимся доскам пола под ним. Внезапно я почувствовала себя совершенно измотанной, как будто вобрала в себя немалый возраст и упадок комнаты.
В надежде, что дневной свет меня взбодрит, я шагнула к высокому, во всю стену, окну. Отодвинув в сторону выцветшую малиновую штору и едва не задохнувшись от пыли, я задумалась, мучимая вопросом: что, если небольшие офорты, которые я видела на стене, на самом деле лишь тонкие трещины в штукатурке? Я подалась вперед и прищурилась, мысленно отругав себя за то, что забыла дома очки.
От плинтуса и до отметки на высоте четырех футов от пола протянулась выцветшая серая линия. С интервалами примерно в дюйм ее пересекали небольшие поперечные полоски, рядом с которыми изящным почерком были подписаны цифры. Присев на корточки, чтобы их разглядеть, я поняла: передо мной ростомер. Рядом с указаниями возраста, который начинался с одного года, на вертикальной линии также расположились инициалы МЛМ. Я провела пальцем вдоль линии. Вскоре палец остановился на восьмом году жизни МЛМ.
– Это мои.
Голос раздался прямо позади меня. Я вздрогнула. Как же ему удалось так бесшумно приблизиться ко мне?
– Но инициалы… так вы не мистер Вандерхорст?
Его взгляд остановился на карандашных пометках на стене. Я же заметила, что старинный письменный стол отодвинули от стены, чтобы стали видны пометки. Теперь стол стоял почти посреди комнаты.
– МЛМ означает «мой любимый мальчик». Так меня называла мама.
Мягкий тон голоса напомнил мне мой собственный, голос маленькой девочки, которая притворялась, будто разговаривает по телефону с отсутствующей мамой. Я отвернулась. На непокрытом серванте стоял поднос с изящными чайными чашками и тарелкой шоколадных конфет с ореховой начинкой. Подойдя к нему, я заметила на серванте большую рамку, а в ней – сделанный сепией портрет мальчика, сидящего за пианино.
– Это я в возрасте четырех лет, – раздался рядом с моим ухом голос мистера Вандерхорста. – Моя мать увлекалась фотографией. Она обожала меня и любила фотографировать.
Шаркая ногами, он подошел ближе, снял чехол с изящного антикварного кресла и жестом предложил мне сесть.
Положив кожаную папку на пол возле ног, я села и подалась вперед, чтобы положить четыре кубика сахара и плеснуть сливок в кофе, отметив про себя изображения роз на чашках. Если честно, я ожидала увидеть вездесущий бело-голубой кантонский фарфор, характерный для домов исторической части Чарльстона. Розы на этом сервизе были ярко-алыми с крупными слоистыми бутонами, почти идентичные тем, которые я видела в запущенном саду. Взяв конфету, я положила ее на украшенное розами блюдце, затем, осознавая, что мистер Вандерхорст наблюдает за мной, взяла вторую и отхлебнула кофе.
– Это «розы Луизы» – гибрид, выведенный моей мамой и названный в ее честь. Она выращивала их в саду. В свое время они были довольно известны, по крайней мере, журналы присылали к нам своих фотографов, чтобы их сфотографировать. – Его глаза пристально смотрели на меня из-за толстых очков, как будто ожидая мою реакцию. – Но теперь единственное место в мире, где вы можете их увидеть, это здесь, в моем саду.
Я кивнула, желая поскорее перейти к делу.
– Вы садовод, мисс Миддлтон?
– Хм, вообще-то нет. То есть я отличу розу от маргаритки, но, пожалуй, этим мои знания в области садоводства и ограничиваются, – ответила я с неуверенной улыбкой.
Мистер Вандерхорст сел напротив меня в такое же кресло и слегка дрожащими руками поднял чашку.
– Когда в этом доме жила моя мать, у нас был дивный сад. К сожалению, я не смог содержать его в прежнем виде. Мне хватает энергии лишь на то, чтобы ухаживать за маленьким розарием у фонтана. Это были любимые розы моей мамы.