– Пустяки, – заверила она. – Главное, что кости целы.
– Садитесь скорей в автобус! И зачем вам только понадобилось добираться до пансионата самой? Я же говорил вам по телефону, что вы не сможете найти дорогу.
Она уже занесла ногу на подножку, но вдруг остановилась и удивленно взглянула на седобородого мужчину сквозь темные очки.
– По телефону?
Мужчина в берете нахмурился и назидательно проговорил:
– Ирина Михайловна, упрямство – штука хорошая, но лишь тогда, когда вы полностью уверены в своих силах. Чего же вы встали? Садитесь! И кстати, вот вам бейджик!
Водитель автобуса ловко прищепил к ее куртке ламинированный картонный прямоугольничек с именем, отчеством и фамилией.
Она вошла в салон и окинула его взглядом. На сиденьях расположились шесть человек. Все они молча и хмуро смотрели на нее.
Она двинулась вперед. Микроавтобус тронулся с места, и, потеряв равновесие от рывка, она опустилась на сиденье рядом с грузным, угрюмым мужчиной.
– Добрый вечер, – поприветствовала она соседа.
– Здравствуйте, – отозвался тот, подозрительно прищурившись.
– Ирина Михайловна… – Она скосила глаза на бейджик и добавила: – Камнева. А вы?
– Волин, – нехотя ответил мужчина. – Игорь Иванович.
Он отвернулся к окну.
Микроавтобус еще раз подпрыгнул на кочке и покатил по грунтовой дороге в глубь черного леса.
8
Пиликанье монитора звучало уже не так тошнотворно.
– Хочу вас похвалить, Максим Петрович, – с улыбкой заговорил доктор. – Уже почти пять часов дышите самостоятельно.
– Где уж там самостоятельно, – недовольно пробурчал Максим. – Аппарат же.
– Все равно, после остановки сердца совсем неплохо. Продержитесь ночку, а утром я отправлю вас в терапию.
Максим закрыл глаза. Снова открыл.
– Я плохо помню, что со мной случилось, – тихо сказал он.
– У вас началась пневмония и поднялась температура. Организм был ослаблен борьбой за выживание. Мы кололи вам антибиотики. К сожалению, ваше сердце не выдержало нагрузки и остановилось. Но теперь все будет хорошо. Если не случится осложнений, завтра вынем у вас из горла дыхательную трубку. Кстати, вы молодчина, что не позволили сестре колоть вам обезболивающее.
Максим с трудом сглотнул слюну, глянул хмуро:
– Доктор, мне все это надоело. Реанимация, капельница, трубки… Долго мне еще терпеть?
Врач сдвинул брови.
– Ваш организм измотан. Сломанные кости срослись, от последствий травмы мы вас вылечили, но возможны осложнения. Вы молоды, вам всего тридцать лет. Теперь все зависит от вас.
– Что еще я должен сделать? – с тихим отчаянием спросил Максим. – Перерезать себе вены?
Доктор поправил пальцем очки и проговорил строгим голосом:
– Чтобы ваш организм смог мобилизовать резервы, нужно подвергнуть его стрессу. Иначе снова начнутся осложнения, которые в конечном итоге убьют вас.
– Стрессу? – Максим усмехнулся. – Хотите сказать, мне нужна еще одна авария?
Доктор покачал головой:
– Нет. Вам нужны сильные ощущения. Смена обстановки, новые лица… – Он пожал плечами. – Не знаю. Что-нибудь новое, неожиданное. Пусть даже это будет связано с психологической встряской. Только не травмы и не новые операции. Вы давно навещали родителей?
– В последний раз – года три назад.
– Поезжайте к ним.
– Это… слишком далеко.
– Ничего. Путешествие пойдет вам на пользу.
Максим усмехнулся и сказал:
– Сомневаюсь, что я смогу в ближайшее время сесть за руль.
– Поезжайте на поезде. Возьмите купейный билет. А лучше – в СВ. Чтобы мягкая полка, чистый столик и кондиционер. Поезжайте! Устройте себе приключение.
Несколько мгновений Максим раздумывал, затем хрипло проговорил:
– Хорошо. Я поеду к родителям. На поезде.
– Вот и отлично.
Максим сам не заметил, как взял с тумбочки эспандер и принялся мять его в пальцах. А заметив, усмехнулся и протянул его доктору:
– Держите, док. Эта безделушка спасла мне жизнь. Возможно, спасет кому-нибудь еще.
Целые сутки Максим маялся в поезде. Впрочем, «маялся» – слишком громко сказано. Вагон был вполне приличный.
В купе, помимо Максима, ехал пожилой преподаватель философии – человек молчаливый и самоуглубленный. Сосед почти не говорил, лишь пил чай – стакан за стаканом, – читал толстую книгу, делая карандашные пометки, и время от времени подолгу смотрел в окно задумчивым взглядом.
Максима это полностью устраивало. Он чувствовал себя не совсем уютно, когда незнакомые люди узнавали его. В такие моменты у Максима возникало дурацкое ощущение – словно у него амнезия, и он позабыл лица и имена окружающих людей, а те его прекрасно помнят.