2
«Уездный агитотдел искусств приглашает на вокзал в комн. № 12, сознательных, верных революционному долгу артистов на предмет участия в концертах»
— Думаешь, придут? — с недоверием спросил комиссара Калинкин.
— Куда им еще деться? Прослышаны, что на службе искусству паек положен.
Магура с Калинкиным шли по железнодорожным путям, отыскивая на станции выделенный их комиссариату вагон. Тот стоял за семафором на запасных путях и был старым, обшарпанным.
— Где в окнах стекол нет — фанерой забьешь. А чтоб сам вагон поприглядней выглядел — нарисуешь на нем лозунги. Вроде: «Искусство — в массы!» или еще что-нибудь. «Буржуйкой» разживись, чтоб готовить в пути на ней было можно. В общем, будь за интенданта, ведай хозяйством, — приказал Магура, а сам вернулся на станцию, где его ожидал явившийся по объявлению горбоносый сутулившийся старик в мятых брюках и лоснящемся сюртуке.
— Профессия? — спросил Магура.
— Пардон, не понял, точнее, не расслышал. Если можно, погромче, — попросил старик и приложил к уху ладонь.
— Что делать умеете? — повысил голос комиссар.
— Дело в том, что я музыкант. Так сказать, скрипач. В тринадцатом году играл в кафешантане «Поющая ласточка» в Мелитополе. Позже имел удовольствие участвовать в оркестре Ваганьковского кладбища…
— Что играть можете?
— Сейчас, к сожалению, ничего. Я лишился своей скрипки. Пришлось продать, точнее, обменять на крупу. Попал, в некотором роде, в переделку, в пренеприятнейшую историю…
— Инструмента, значит, нет? — перебил Магура.
— Нонсенс, — развел руками старик. — Но если вы обеспечите меня подобающим инструментом…
— Инструмента у меня нет. Значит, не могу принять на работу, — решил комиссар и добавил: — Нонсенс по-вашему.
Еще кого-нибудь из желающих участвовать в концерте и встать на довольствие не было, хотя Магура с Калинкиным прождали на вокзале целый день.
И когда они уже собрались вернуться в свой вагон, перед ними в сопровождении милиционера выросла фигура грузного человека в серой и мятой манишке.
— Вот, безбилетного одного задержали, — сказал милиционер. — Называет себя настоящим артистом и утверждает, что работал прежде в театрах и известен как певец Петряев.
— Где прежде служили? — спросил Магура.
— В Императорском оперном, в Петербурге. Имел там ангажемент три сезона. С вашего позволения — баритон.
— Что пели?
— Сочинения маэстро Россини, Верди, Леонкавалло. Участвовал в постановках, давал сольные концерты. Впрочем, вы можете не верить на слово.
— Разберемся, — решил комиссар.
3
Воинская часть грузилась в теплушки. Бойцы таскали ящики, мешки, спрессованный фураж, переговаривались с торговками семечек и яблок, которые выстроились со своим товаром вдоль перрона.
В последнюю в составе теплушку по двум проложенным доскам проводили коней.
— Н-но, Ясенька! — пробовал успокоить каурого жеребца боец, но конь упрямо мотал головой, пробуя вырвать у красногвардейца уздечку, бил копытами и недовольно ржал. Стоило бойцу на миг зазеваться, ослабить узду, как жеребец взвился на дыбы и опрометью понесся по путям.
— Бешеный! — взвизгнула одна из торговок.
— Убьет! — истошно крикнул еще кто-то.
Наводя панику на запрудивших перрон людей, жеребец бежал резво, переходя в галоп, и уже был возле пакгауза, когда на его пути выросла женщина.
Хрупкая, в добела вылинявшей ситцевой кофточке, она бесстрашно стояла перед несущимся на нее конем.
Жеребец сбавил бег и попытался свернуть в сторону. Но женщина схватила его под уздцы.
Почувствовав сильную руку, жеребец замер, продолжая трепать головой и нервно поводить ноздрями.
— Шалишь! — похлопав коня, сказала женщина.
С опозданием подбежал запыхавшийся боец. Не успев отдышаться, он торопливо заговорил:
— Здорово вы его! Прям удивление берет! Наш Ясенька никого к себе из чужих не подпускает — сильно характерная коняга. Как не испугались? Ведь запросто мог убить.
— Нет, не мог, — улыбнулась женщина.
— Это как? Иль слово какое секретное знаете?
— Я много лет работала с лошадьми в цирке.
Вокруг женщины, бойца и коня начали собираться оправившиеся от испуга любопытные.
— Раньше была наездницей, позже стала заниматься дрессурой коней, а в танцах на коне и верховой езде меня заменила дочь. — Чувствуя, что ей не очень верят, женщина обернулась и позвала: — Люда, продемонстрируй. Ты жаловалась, что скучаешь по коням.