— Желаешь спросить, откуда я все про твое прошлое знаю? Ведь этого даже в твоем лагерном личном деле нет. Потому как сумел скрыть от органов и суда. Не то бы вышку получил. Чай, точит думка, откуда мне ведомо про бурку с генеральского плеча? Ведь только двое вас тогда было, ты да Краснов. Мне многое про тебя, Тимофей Матвеич, известно, и такое, что ты сам позабыл или не желаешь ворошить в памяти. — Курганников раскрыл портсигар с выгравированными на крышке буквами «РККА» и предложил старику: — Угощайся московской «звездочкой».
— Обожду, — проглотил собравшуюся слюну старик.
— Ведь просил покурить.
— Расхотелось.
— Как желаешь. А его превосходительство атаман Петр Николаевич Краснов, промежду прочим, тебя хорошо помнит и высоко ценит за честную службу царю и отечеству. И недавно почивший в бозе Кирилл Владимирович тоже не забывал, любил предаваться приятным воспоминаниям.
— Какой Кирилл Владимирович? — дрогнул Горбунков.
— Августейший великий князь. Его величество Романов. Местоблюститель престола русского, старший в роде царском, двоюродный брат убиенного венценосного помазанника божьего, самодержавнейшего, благочестивейшего государя императора Николая Второго! Еще в шестнадцатом году на пасху, в Царском Селе ты на параде лихо рапортовал преемнику царствующей династии, за что удостоился от них благосклонности и похвалы.
Палка выпала из рук старика. Но Горбунков не стал нагибаться за ней. Он сделал нетвердый шаг к крыльцу, сорвал с головы шапку.
— Перекрестись, — разрешил Курганников. — Ты не ослышался. Мы знали за кордоном, что вахмистр Тимофей Матвеевич Горбунков остался верен святому делу освобождения нашей великой и неделимой отчизны от большевиков, полон решимости вновь встать под боевые знамена Войска Донского.
— Ваше благородие… Верой и правдой… — стараясь побороть дрожь на губах, поспешно забубнил старик. — Все энти годы… Думал, уж не дождусь…
— Полно, успокойся.
Боясь не устоять на подкосившихся ногах, Горбунков налег грудью на перила и восторженным взглядом «ел» Курганникова.
— Много лестного наслышан о твоей непримиримости к нашему врагу и выпавших тебе за это невзгодах в большевистских тюрьмах и лагерях. Теперь-то, надеюсь, закуришь?
Горбунков неловко подцепил корявыми пальцами в портсигаре папиросу и сунул ее под прокуренные усы.
— То-то же, — похвалил Курганников. — Если бы не открылся — напомнил еще кой-чего из твоей биографии, что известно единицам, а всякие оперы из энкавэдэ понятия не имеют. Перейдем к делу. Сколько в хуторе партийцев?
— Ровно десять! — с готовностью и поспешностью отрапортовал старик. Он перекинул папироску в угол рта, вытянул руки по швам. — Было Десять! Шестеро по мобилизации ушли, точнее, добровольно в армию записались! Теперь в Артановке в наличии четверо! — Горбунков сорвал с головы шапку и достал из-под ее подкладки мятый листок. — Тута у меня все! Адресочки, партийный стаж и прочие сведения! Заранее на карандаш взял, знал, что понадобятся. Еще имеется списочек сочувствующих большевикам. По алфавиту, все честь по чести!
— Хвалю!
— Рад служить, не жался живота своего!
— Верные люди есть?
— Подобрал! Немного, правда. Поискать — так еще сыщем. Это тех, кто до поры затаился. С оружием только бедно. У меня лично на базу карабин закопан и «лимонки». Еще до ареста схоронил.
— Вооружим кого надо. Что касается местных большевиков, то они уже под запором. Адреса в Совете раздобыли и взяли из постелей тепленькими. А собранные тобой анкетные сведения как нельзя кстати: на основании их объявим партийцам приговор.
— Дозвольте мне?
— Чего позволить? — не понял Курганников.
— Доверьте мне тутошних большевиков к праотцам отправить! Двадцать годков об этом мечтал.
Руководитель разведгруппы с интересом посмотрел на старика, который стоял навытяжку, выпятив грудь.
— А справишься?
— Рука не дрогнет, ваше благородие!
— Сейчас народ соберется на хуторской сход. Тебя старостой поставим. Оправдай доверие.
— Не мастак я речи говорить, — предупредил старик. Курганников успокоил:
— Речей не требуется. Нужны активные действия, а с этим ты справишься.
Огонек папиросы достиг мундштука — в нос ударил едкий запах тлеющей бумаги, и Курганников, скривившись, выбросил окурок, смяв его носком сапога. Затем втолковал старому казаку:
— Наша задача — подготовить округу к приходу немецких частей. Мобилизованную красную молодежь повернем на свою сторону. Хутор очистим от всяких большевистских агитаторов. Кто пожелает народ мутить и крамолу распространять, таких без разговора на месте расстреляем. Впрочем, тебя этому не учить.