Сразу после случившегося с Эли в жизни Ханны и остальных девушек началась новая полоса безумия. Репортеры стучались в их двери в любое время дня и ночи. Девушки ездили в Нью-Йорк для интервью в ток-шоу Today, поучаствовали в фотосессии для журнала People. Они посетили благотворительный гала-концерт Филадельфийского оркестра, средства от которого пошли в фонд Дженны для обучения собак-поводырей и на учреждение новой именной стипендии Йена Томаса. Но постепенно страсти поутихли, и жизнь более или менее вернулась в привычное русло.
Ханна старалась не думать о том, что произошло с Эли, но это было равносильно тому, чтобы заставить себя прожить день, не подсчитывая калории, – иначе говоря, бессмысленно. Все это время Ханна верила, что Эли выбрала ее в подруги, потому что разглядела в ней изюминку, нечто особенное, что нужно подпитывать и поощрять. Но на самом деле Эли подружилась с ней по прямо противоположным причинам. Ханна была для нее посредственностью. Шуткой. Орудием мести. Утешало лишь то, что Эли поступила так со всеми, не только с ней. И теперь, когда Ханна знала, что обе сестры оказались психопатками, неужели ей хотелось бы стать избранной для любой из них?
Ария так запрокинула чашку, допивая свой кофе, что Ханна смогла разглядеть на донышке маркировку бумаги, произведенной из отходов.
– Так когда приедут грузчики?
Ханна выпрямила спину.
– Завтра.
– Ты, должно быть, в восторге. – Спенсер убрала волосы в небрежный хвост.
– Вы себе даже не представляете.
Еще одна грандиозная новость: спустя несколько дней после чудесного спасения, когда Ханна валялась в постели и смотрела «Шоу Опры Уинфри», раздался телефонный звонок.
– Я в аэропорту Филадельфии! – рявкнула ее мать на другом конце провода. – Увидимся через час.
– Что? – завопила Ханна, напугав Кроху, мирно спавшего в кроватке Burberry. – Зачем?
Мисс Марин попросила о переводе обратно в филадельфийский офис рекламного агентства.
– С тех пор как ты позвонила мне насчет этих билетов на дефиле, я себе места не нахожу, – объяснила она. – Я поговорила с твоим отцом. Почему ты не сказала мне, что он отправил тебя в психиатрическую клинику, Ханна?
Ханна растерялась. Не могла же она сообщить об этом по электронке или в двух словах на почтовой открытке «Привет из Роузвуда!». И вообще она думала, что маме и так уже все известно. Разве в Сингапуре не получают журнал People?
– Это совершенно недопустимо! – возмутилась мисс Марин. – О чем он только думал? Или, скорее, он вообще не думал. Теперь его волнует только эта женщина и ее дочь.
Ханна шмыгнула носом, и на линии возникли помехи. Мисс Марин сказала:
– Я возвращаюсь, но между нами все изменится. Больше никаких поблажек. Никакой самодеятельности. Необходимо установить комендантский час и границы поведения, и мы должны говорить обо всем, что происходит в твоей жизни. Скажем, если кто-то пытается запихнуть тебя в клинику. Или психованная подруга угрожает убить тебя. Идет?
Ком встал у нее в горле.
– Ладно. – Впервые в жизни мама сказала именно то, что Ханна хотела от нее услышать.
Потом все завертелось с бешеной скоростью. Было много споров, попыток торговаться, уговоров и слез – со стороны Кейт и Изабель, – но мама Ханны твердо стояла на своем. Она остается, Ханна остается, а Том, Изабель и Кейт должны уйти. В тот же уик-энд начались активные поиски дома, но Кейт, как и следовало ожидать, корчила из себя примадонну и браковала все предложенные объекты. Поскольку процесс покупки затягивался, они собирались временно переехать в таунхаус в Восточном Холлисе, самом неприглядном местечке с сомнительной репутацией, и продолжать поиски нового жилья.
Краем глаза Ханна уловила проблеск длинных светлых волос. Наоми, Райли и Кейт с важным видом зашли в кафе и устроились за столиком ближе к двери, смерив Ханну насмешливыми взглядами. «Лузер», – одними губами произнесла Наоми. «Стерва», – вторила ей Райли.
Не то чтобы Ханну это волновало. Вот уже больше месяца, как она лишилась королевского статуса, и ее самые страшные опасения не сбылись. К ней не вернулись лишние килограммы. На коже не проросли вулканические прыщи. Зубы не разъехались вкривь и вкось. На самом деле она потеряла пару килограммов, не испытывая потребности заедать переживания от того, что кто-то покусился на ее популярность. Ее кожа сияла, а волосы блестели. Парни из других школ по-прежнему пожирали ее глазами в Rive Gauche, и Саша из бутика Otter все так же придерживала для нее модные шмотки. Как бы глупо это ни звучало, но Ханна все чаще задумывалась о том, что не популярность делает ее по-настоящему красивой, а что-то другое, гораздо более глубокое и существенное. Может быть, она действительно необыкновенная Ханна Марин.