Дом обыкновенный, ничем не примечательный, с печным отоплением. За Алдановым заходят все остальные – хорошо, что никто во дворе не остался и не надо ни за кем бегать. Рассаживаются и ему пододвигают стул. Естественно, как и полагается при допросе, стул ставят перед столом. Но очень близко. При настоящем допросе так не делается. Это хорошо, потому что непрофессионально. Можно достать рукой дальнего, даже не приподнимаясь. Командир и оказывается этим дальним. Садится напротив.
– Паспорт давай...
– Чего вы хотите-то? – почти истерично спрашивает Виктор Егорович, но чувствует сам, что в голосе усмешка проскользнула. Совсем маленькая, короткой ноткой прозвучавшая усмешка. Не смог с собой справиться, и это плохо. Значит, в самом деле стареет. И командир усмешку улавливает. И смотрит внимательно и настороженно в глаза. Но настороженность сразу проходит. Думает, что показалось, потому что в глазах нарисован настоящий испуг. Уж с глазами-то Виктор Егорович справиться может. С голосом без длительной тренировки совладать труднее. И то ведь – не актер...
– Квартирку твою купить желаем... – сзади говорит один из парней, собой довольный, голос солидный. – Цену ты, дед, предлагаешь подходящую... Нас устраивает... Конечно, поторгуемся еще, не без того... А тебя в деревеньке поселим. Будешь огород копать, потреблять экологически чистые продукты и нас благодарить за заботу о твоем здоровье...
И этот в душе садист... Только садист говорит таким голосом, когда испытывает удовольствие от предстоящего непонимания и страдания жертвы. Они – жертвы! – видят в нем только жертву. Он – айсберг, скрывающий свою силу под водой, или оголенный электрический провод, если так кому-то нравится, или даже электрический айсберг! – видит в них тоже жертв, но не своих, для него они не жертвы... Они жертвы времени и всеобщего беззакония. И еще жертвы собственной алчности. Алчным быть вредно для здоровья, это психологией доказано... И сам Виктор Егорович готов подтвердить этот психологический закон физической составляющей.
Алданов наконец-то понимает ситуацию полностью. Он-то с высоты своего прошлого высокого профессионализма думал, что в какое-то серьезное дело влип, в дело, тянущееся издалека, с былых армейских времен, а, оказывается, попал в лапы к простым тупым бандитам, промышляющим стариковским жильем...
– А... Квартирку... – В голосе его даже радость звучит. Просчитанная радость...
И эта радость заставляет командира поднять голову, чтобы горло точно под удар подставить – как Алданов и предполагал. Удар следует тут же, напряженными пальцами правой руки, до этого прижатой к левому боку. Кисть движется с коротким доворотом, как сверло... Алданов не ждет падения грузного тела и даже не рассматривает кровь, оставшуюся на пальцах. Он и так знает, что через пару секунд это тело безжизненно распластается на полу – не живут люди с разорванной сонной артерией. Сам он тут же бьет одновременно двумя руками за спину и стремительно встает со стула, чтобы шагнуть в сторону, потому что сейчас в то место, где только что был его затылок, должен пролететь чей-то кулак.
Все так и получается. Но Алданов уже в стороне, он уже дает себе команду ключевым словом и «включается» на полный завод. А это значит, что в течение небольшого промежутка времени он не будет владеть собой. Он теряет контроль над своими поступками, находясь в невменяемом состоянии. И в этот промежуток он только бьет. Коротко и резко, как не может бить «не включенный» человек. Как не может бить самый высококлассный спортсмен...
Во всех видах единоборств удары состоят из серий и каскадов. «Раз-два», или «раз-два-три», или еще как угодно... Первые удары готовят почву – снимают защиту, вызывают болевой шок или еще что-то подобное. Завершающий удар бывает акцентированным. И только во «включенном» состоянии поражающий удар наносится на счет «раз»...
Раз – и нет человека...
Он приходит в себя, наверное, через несколько минут после того, как все уже закончилось. А закончилось все за несколько секунд. Видит свои напряженные, еще готовые к новым ударам окровавленные руки, видит четыре тела на полу и чувствует себя счастливым, что никто не вошел в дом в этот момент. Никто невиновный, потому что «включенный» не различает чужой вины... Он может только бить и убивать... Убивать с одного-единственного удара...
Вздохнув, Виктор Егорович осматривается, вспоминая, не оставил ли он где-то отпечатков. Нет. Ни за что руками не брался. Значит, пора уходить.
Он выходит из дома. Во дворе он видел кран и бетонный желоб под ним – для поливки огорода, что ли, был когда-то приспособлен, когда за этим домом еще огород сажали... Вода из крана и сейчас пробивается тоненькой струйкой, как пробивалась при их прибытии. Не касаясь самого крана, Алданов тщательно моет руки и вытирает их о собственные заношенные чуть не до дыр брюки. Сначала думает поехать на машине и даже подходит к ней, но потом решает не искушать судьбу встречей с новой жертвой в образе случайного инспектора ГИБДД, с помощью носового платка протирает все места в машине, где он мог коснуться чего-то рукой, потом, не выпуская тот же платок из рук, открывает защелку на калитке и выходит.
На улице жарко, пыльно. Виктор Егорович вытирает платком лоб. Испарина выступила. Но это не от жары, как он хорошо понимает. Это последствие «включения». Отвык от подобного напряжения нервной системы...
На дороге даже старый, разбитый асфальт все равно парит собственным битумным запахом. Неприятно. Алданов неуверенно, почти стесняясь, поднимает слабую старческую руку и останавливает проходящую машину.
– До Москвы подбросите?
Водитель-женщина смотрит с волевым прищуром профессиональной торговки.
– Сколько, дедуля, дашь?..
Тоже алчная, но у нее другая алчность. Хотя и это ей выйдет боком. Может быть, скоро, может быть, слегка погодя...
Он начинает торговаться, чуть заискивая голосом... Жалуется попутно на бедность пенсии и трудные времена. Грех на такую жизнь не пожаловаться...
2
Сережа Ангелов только несколько часов назад был в большом доме на Лубянке и не забыл еще дорогу до управления антитеррора, хотя в первый раз его наверняка уже в бюро пропусков встретили и проводили, но Басаргин идет по длинному коридору первым, словно путь показывает. Это получается невольно, потому что у Александра все еще осталась привычка чувствовать себя в этих коридорах своим. Все-таки немало лет здесь прослужил.
Они торопятся... Младший Ангел привез сведения, преподнося их как открытие, как неожиданную угрозу, только еще появившуюся на горизонте, а вдруг оказывается, что здесь, в России, уже идет работа по тем же или по параллельным данным... И отказ помочь в добывании сведений, более того, откровенная угроза помешать в добывании этих данных сменились небольшой надеждой на сотрудничество. Это уже сдвиг в вопросе, который только что казался застрявшим на мертвой точке. Насколько плодотворным это сотрудничество может оказаться, говорить еще рано. Но теперь уже Сереже не надо доказывать правдивость своих сведений, теперь уже они воспринимаются реально, и даже это обещает большой сдвиг в деле поиска.
Дежурный в управлении приветливо кивает Басаргину и с интересом рассматривает младшего Ангела. Новые люди в этом кругу всегда рассматриваются с интересом, тем более что новые люди всегда приносят свежие вести. Должно быть, в первый приход Сережи дежурный был еще ночной, не успевший смениться. Так, только по взгляду, Басаргин определяет, что пирамидовец пришел к Астахову очень рано.
– Владимир Васильевич ждет вас.
Генерал оказывается в кабинете один, снимает очки, пожимает пришедшим руки и убирает в сейф документы, с которыми работал. Сам сейф закрывает и дергает за ручку, пробуя замок.
– Присаживаться со всеми удобствами не приглашаю, поскольку мы сейчас пойдем в гости к другому генералу, – сообщает он, видит вопросительный встречный взгляд Александра и добавляет: – К Легкоступову. Поскольку всякие эксперименты с психикой проходят по его отделу, а террористическая деятельность по нашему управлению, нам придется совместить усилия и действовать сообща. Кроме того, как мне сказали, в этом деле работает и главный виновник торжества – спецназ ГРУ. Конкретные эксперименты проводили они в своих лабораториях, и главный фигурант у нас – отставной спецназовец... Им, как говорится, и флаг в руки...