Холодная вода попадает ему на спину. Он садится на пол в душе и медленно трясет головой. Но он не может перестать вспоминать. Группы людей начали убивать других и тайно поедать их. В прессе был задокументирован случай с двумя безработными боливийцами, на которых напала группа соседей, расчленила их и зажарила на барбекю. Когда он прочитал эти новости, то содрогнулся. Это был первый публичный скандал такого рода, который привил обществу мысль о том, что в конечном итоге мясо есть мясо, неважно, откуда оно.
Он наклоняет голову, чтобы вода падала ему на лицо. Хочет, чтобы капли стерли его разум. Но он знает, что воспоминания есть и будут всегда. В некоторых странах иммигранты стали массово исчезать. Иммигранты, маргиналы, бедняки. Их преследовали и в конце концов убивали. Легализация произошла, когда правительства уступили давлению со стороны индустрии больших денег, которая пришла в упадок. Они адаптировали перерабатывающие заводы и правила. Вскоре после этого они начали разводить людей как животных, чтобы обеспечить массовый спрос на мясо.
Он выходит из душа и с трудом вытирается. В зеркале он видит, что под глазами у него мешки. Он верит в теорию, о которой некоторые люди пытались говорить. Но тех, кто сделал это публично, заставили замолчать. С самым выдающимся зоологом, чьи статьи утверждали, что вирус – это ложь, произошел несчастный случай. Он считает, что все это было инсценировано, чтобы уменьшить перенаселение. Сколько он себя помнит, всегда говорили о нехватке ресурсов. Он помнит беспорядки в таких странах, как Китай, где люди убивали друг друга в результате перенаселения, хотя ни одно СМИ не освещало новости под этим углом. Человеком, который сказал, что мир взорвется, был его отец: «Планета взорвется в любую минуту. Вот увидишь, сынок, Земля либо разлетится на куски, либо все мы умрем от какой-нибудь чумы. Посмотри, что происходит в Китае, они уже начали убивать себя, потому что там так много людей, что нет места для всех. А здесь, здесь еще есть место, но у нас заканчивается вода, еда, воздух. Все летит к чертям». Он смотрел на своего отца почти с жалостью, потому что думал, что тот просто старый человек, который бредит. Но теперь он понял, что отец был прав.
Чистка принесла и другие плоды: население и бедность сократились, появилось мясо. Цены были высокими, но рынок рос ускоренными темпами. Массовые протесты, голодовки, жалобы, поданные правозащитными организациями, и в то же время статьи, исследования и новостные сюжеты оказывали влияние на общественное мнение. Престижные университеты утверждали, что животный белок необходим для жизни, врачи подтверждали, что растительный белок не содержит всех незаменимых аминокислот, эксперты уверяли, что выбросы газов сократились, но недоедание растет, журналы публиковали статьи о темной стороне овощей. Центры протеста начали расходиться, а СМИ продолжали сообщать о случаях смерти людей, которые, по их словам, умерли от животного вируса.
Жара продолжает душить и он выходит на крыльцо голым. Воздух неподвижен. Он ложится в гамак и пытается заснуть. В голове снова и снова проигрывается рекламный ролик: красивая, но консервативно одетая женщина ставит на стол ужин для своих троих детей и мужа. Она смотрит в камеру и говорит: «Я подаю своей семье особую еду, это то же мясо, что и всегда, но вкуснее». Вся семья улыбается и ест свой ужин.
Правительство, его правительство, решило переименовать продукт. Они дали человеческому мясу название «особое мясо». Вместо просто «мясо» теперь есть «специальная вырезка», «специальные котлеты», «специальные почки».
Он не называет это специальным мясом. Он использует технические слова для обозначения того, что является человеком, но никогда им не станет, того, что всегда будет продуктом. К количеству голов, подлежащих обработке, к партии, ожидающей на разгрузочной площадке, к линии убоя, которая должна работать постоянно и упорядоченно, к экскрементам, которые должны быть проданы на навоз, к сектору отходов. Никто не может назвать их людьми, потому что это означало бы придать им индивидуальность. Их называют продуктом, или мясом, или едой. Но он предпочел бы не называть их вообще никак.
2
Дорога к кожевенному заводу всегда кажется длинной. Грунтовая дорога, которая идет прямо, мимо километров и километров пустых полей. Когда-то здесь были коровы, овцы, лошади. Теперь нет ничего, ничего, что можно было бы увидеть невооруженным глазом.
Звонит телефон. Он останавливается на обочине и отвечает на звонок. Это теща, и он говорит ей, что не может говорить, потому что находится в дороге. Она говорит низким голосом, шепотом. Она говорит, что Сесилии лучше, но ей нужно еще время, она пока не готова вернуться. Он ничего не отвечает, и она вешает трубку.