После этого были еще уколы, таблетки, некачественные яйцеклетки, туалеты и экраны с голыми женщинами на них, и давление, чтобы наполнить пластиковый стаканчик, крещения, на которых они не присутствовали, вопрос: «Так когда же появится первый ребенок? «, повторяющийся до бесконечности, операционные, в которые его не пускали, чтобы он мог взять ее за руку и она не чувствовала себя такой одинокой, еще больше долгов, чужие дети, дети тех, кто мог, задержка жидкости, перепады настроения, разговоры о возможности усыновления, звонки в банк, детские дни рождения, от которых они хотели сбежать, еще больше гормонов, хроническая усталость и еще больше неоплодотворенных яйцеклеток, слезы, обидные слова, Дни матери в тишине, надежда на эмбрион, список возможных имен, Леонардо, если мальчик, Ария, если девочка, тесты на беременность, беспомощно выброшенные в мусорное ведро, ссоры, поиск донора яйцеклетки, вопросы о генетической идентичности, письма из банка, ожидание, страхи, признание того, что материнство – это не вопрос хромосом, ипотека, беременность, роды, эйфория, счастье, смерть.
17
Он возвращается домой поздно.
Когда он открывает дверь в сарай, он видит самку, свернувшуюся калачиком и спящую. Он меняет ей воду и заменяет корм. Она просыпается от звука удара сбалансированного корма о металлическую миску. Она не подходит ближе и смотрит на него в страхе.
Ее нужно помыть, думает он, но не сейчас, не сегодня. Сегодня у него есть дела поважнее.
Выходя, он оставляет дверь сарая открытой. Самка медленно следует за ним. Веревка останавливает ее у входа.
Вернувшись в дом, он идет прямо в комнату сына. Он берет раскладушку и выносит ее во двор. Затем он берет топор и керосин из сарая. Самка стоит на ногах и наблюдает за ним.
Он стоит рядом с раскладушкой, парализованный, посреди ночи, наполненной звездами. Небесные огни во всей их ужасающей красоте подавляют его. Он идет в дом и открывает бутылку виски.
Теперь он снова рядом с койкой. Слез нет. Он смотрит на нее и делает глоток из бутылки. Он берется за топор, чувствуя необходимость разрушить кровать. Разбивая ее на куски, он вспоминает крошечные ножки Лео в своих руках сразу после его рождения.
После этого он обливает кроватку керосином и зажигает спичку. Он делает еще один глоток. Небо похоже на неподвижный океан.
Он смотрит, как исчезают рисунки, нарисованные от руки. Обнимающиеся медведь и утка горят, теряют форму, испаряются.
Женщина наблюдает за ним. Он видит ее там. Кажется, она очарована огнем. Он заходит в сарай, и она в испуге сворачивается калачиком. Он остается на ногах, покачиваясь. Самка дрожит. А если он уничтожит и ее? Она его, он может делать все, что захочет. Он может убить ее, зарезать, заставить страдать. Он поднимает топор. Молча смотрит на нее. Эта самка – проблема. Он поднимает топор. Затем подходит ближе и перерезает веревку.
Он выходит и ложится в траву под тишину небесных огней, их миллионы, застывших, мертвых. Небо сделано из стекла, стекла непрозрачного и твердого. Луна кажется странным богом.
Его больше не волнует, сбежит ли самка. Его больше не волнует, вернется ли Сесилия.
Последнее, что он видит, это дверь в сарай и самку, ту женщину, которая смотрит на него. Кажется, что она плачет. Но она никак не может понять, что происходит, она не знает, что такое койка. Она ничего не знает.
Когда остаются только угли, он уже спит в траве.
18
Он открывает глаза, затем снова закрывает их. Свет причиняет боль. Его голова раскалывается. Ему жарко. В правом виске колющая боль. Он лежит неподвижно, пытаясь вспомнить, почему он снаружи. Затем в его сознании появляется смутный образ. Камень в его груди. Это и есть образ. Это сон, который он видел. Он садится с закрытыми глазами. Он пытается открыть их, но не может. Несколько секунд он неподвижен, его голова покоится на коленях, руки обхватывают их. Его разум пуст, пока он не вспоминает сон с ужасающей ясностью.
Он голый и входит в пустую комнату. Стены испачканы влагой и чем-то коричневым, что может быть кровью. Пол грязный и разбитый. Его отец стоит в углу, сидя на деревянной скамье. Он голый и смотрит в пол. Он пытается подойти к отцу, но не может сдвинуться с места. Он пытается позвать его, но не может говорить. В другом углу волк ест мясо. Всякий раз, когда он смотрит на волка, животное поднимает голову и рычит. Он обнажает клыки. Волк ест что-то движущееся, живое. Он присматривается. Это его сын, который плачет, но не издает ни звука. Он впадает в отчаяние. Он хочет спасти младенца, но тот неподвижен, немой. Он пытается кричать. Отец встает и ходит кругами по комнате, не глядя на него, не глядя на внука, которого волк разрывает на куски. Он плачет, но слезы не падают, он кричит, хочет вылезти из своего тела, но не может. Появляется человек с пилой. Мужчина может быть Мансанильо, но он не видит его лица. Оно размыто. На крыше висит свет, солнце. Солнце движется, создавая эллипс желтого света. Он перестает думать о своем сыне, как будто его никогда не было. Человек, который мог бы быть Мансанильо, разрезает ему грудь. Он ничего не чувствует. Просто проверяет, хорошо ли выполнена работа. Он передает Мансанильо поздравительное рукопожатие. Входит Серхио и внимательно смотрит на него. Кажется, что он глубоко сосредоточен. Ничего не говоря ему, Серхио наклоняется и тянется к его груди. Он осматривает ее, шевелит пальцами, копается в ней. Серхио вынимает сердце. Он съедает кусочек. Кровь вытекает изо рта Серхио. Сердце еще бьется, но Серхио бросает его на землю. Пока он раздавливает его, Серхио говорит ему на ухо: «Нет ничего хуже, чем не иметь возможности видеть себя». В комнату входит Сесилия с черным камнем. Ее лицо – лицо Спанель, но он знает, что это она. Она улыбается. Солнце движется быстрее. Эллипс становится больше. Камень сияет. Он бьется. Волк воет. Его отец садится и смотрит в пол. Сесилия еще больше раскрывает его грудь и кладет в нее камень. Она прекрасна, он никогда не видел ее такой сияющей. Она отворачивается, он не хочет, чтобы она уходила. Он пытается позвать ее, но не может. Сесилия радостно смотрит на него, берет дубинку и бьет его прямо в середину лба. Он падает, но пол разверзается, и он продолжает падать, потому что камень в его груди погружает его в белую бездну.