Трамвай свернул за угол, дотащился до канала, Федор спрыгнул на ходу и дальше пошел пешком. Хотел идти прямиком в слободу, а потянуло почему-то сюда, к саду.
— Эй, парень! — окликнули Федора.
Он оглянулся и увидел на противоположной стороне улицы двух рабочих с красными повязками на рукавах. Один придерживал у плеча ремень винтовки, у другого, постарше, висела на поясе кобура нагана.
Федор, в который сегодня раз, потянулся к пуговицам пиджака.
— Руки!.. — предупреждающе крикнул старший в патруле, а второй перебежал улицу и встал рядом с Федором.
— Документы предъяви, — потребовал патрульный.
— А я чего делаю? — огрызнулся Федор.
Он расстегнул пиджак, достал завернутый в холстину сверток и передал патрульному.
Патрульный принялся разворачивать его, наколол обо что-то палец и выругался:
— Иголок у тебя там понатыкано, что ли?
— Зачем? — степенно ответил Федор. — Булавкой заколото. Чтоб в аккурате все было.
— «В аккурате»... — проворчал патрульный. — Книгу бы еще крестильную приволок... Паспорта нет?
— Года не вышли, — мотнул головой Федор. — Из волости там бумаги и от попа еще... Что доподлинно я родился, обозначено.
— Держи, — возвратил ему документы патрульный. — Прогуливаешься?
— А чего делать-то? — уныло посмотрел на него Федор.
Старший в патруле кивнул в сторону сада, откуда слышались слова команды:
— Вон комса и та под ружье встала! Шел бы к ним.
— Я сам по себе, — нахмурился Федор.
— Смотри, парень... — неопределенно протянул патрульный и пошел через дорогу.
Тот, что помладше, поправил ремень винтовки, внимательно оглядел Федора, будто запоминая, и заторопился за ним.
Федор постоял и медленно направился к раскрытым настежь воротам сада...
— К но-ге! На пле-чо!.. К но-ге! На пле-чо! — стоя перед строем, командовал Алексей Колыванов.
Повязку с руки у него уже сняли, но двигалась она еще плохо, и Алексей нарочно взмахивал ею, чтобы размять:
— На пле-чо! К но-ге!.. На пле-чо!.. Степан, ты что потерял?
— Да обмотка, будь она трижды!.. — пожаловался Степан.
Глаша стояла рядом с ним и с трудом удерживалась от смеха, глядя, как Степан пытается справиться с распустившейся обмоткой. Он раздобыл их вместе с солдатскими ботинками, неумело намотал на свои залатанные штаны и теперь то одной, то другой рукой тянул наверх, к коленям.
— Всегда у тебя что-нибудь... — недовольно сказал Алексей и оглядел строй.
Последним стоял Санька в женской своей кацавейке, подпоясанный ремнем. Винтовка была для него тяжела, он даже вспотел, и Алексей сделал вид, что не замечает, как Санька завалил ее за спину.
— Вольно! — скомандовал он. — Можно разойтись!.. — И вынул кисет.
С десяток рук сразу потянулись к кисету, и Алексей только растерянно помаргивал. Потом спохватился:
— Полегче, полегче налетайте!
Увидел в руках у Глаши щепотку махорки и удивился:
— Ты разве куришь, Глаха?
— Курю, — не сразу ответила Глаша, поглядела почему-то, где Степан, и засмеялась: — Давно уж!
А Настя близко заглянула в глаза Алексею и нараспев спросила:
— Разве нельзя, Леша?
— Ну, почему... — вытер пот со лба Алексей. — В принципе, конечно, можно... — Расстегнул ворот гимнастерки и преувеличенно обрадовался, увидев идущего по аллее Федора: — Федя! Здорово!.. Воздухом дышишь?
Федор посопел носом, ничего не ответил, увидел среди сидящих на скамье ребят Степана в обмотках, с винтовкой между коленями и отвернулся в другую сторону. Но там стояла Глаша и, посматривая на него дикими своими глазищами, неумело сворачивала «козью ножку». Федор насупился еще больше, обернулся к Алексею и сказал:
— Зашел по дороге.
— Работу еще не подыскал? — поинтересовался Алексей.
— Какая же теперь работа... — безнадежно вздохнул Федор.
— А ты давай к нам в мастерскую, броневики ремонтировать, — предложил Алексей.
— Это ты взаправду?.. — не поверил Федор.
— Вот чудак!.. — засмеялся Алексей. — Конечно!
— Нет, погоди... — втолковывал ему Федор. — Кабы специальность у меня была, тогда, конечно... А так...
Он снял треух, вытер лицо, опять надел и широко улыбнулся:
— Ну, благодарствую... Справедливый ты, выходит, человек! — И деловито добавил: — Давай, значит, сговариваться.