Турманка здесь не было, но Санька мог часами смотреть на любых голубей — своих и чужих, ручных и диких. Уж больно ему нравилось, как перебирают они лапками, разгуливая после дождя по лужам, как с шумом раскрывают крылья все разом и взлетают вверх при малейшей опасности, а потом кружат, высматривая, кто их спугнул, и снова опускаются на землю и важно поглядывают вокруг своими глазами-бусинками.
Или, как сейчас, сидят на карнизе, мирно беседуют на голубином своем языке и вдруг — фыр-тыр! — сорвались и улетели куда-то.
Санька проводил глазами улетающих голубей и глянул вниз на заводской двор. Поблескивали на солнце рельсы узкоколейки, чернели закопченные стены цехов, какой-то человек пересек двор и остановился у ворот цеха, где клепали броневик. Остановил пробегавшего мимо парнишку, что-то сказал ему, а сам направился дальше. В гараж, что ли, идет?
Санька лег на живот и свесил голову над краем крыши, но увидел только козырек фуражки и широко шагающие ноги в суконных ботах, да и то недолго: человек свернул в узкий пролет между цехами.
Санька лег на спину, подставил лицо не греющему уже солнцу и зажмурил глаза. Поспать бы еще чуток! Но он урвал сегодня свои часа полтора, пока Павлов был на складе, да и ребята, наверно, уже хватились его!
Санька мягко, по-кошачьи, перевернулся, встал на ноги и полез через слуховое окно обратно на чердак.
А внизу, в гараже, стоял у стола под лестницей Заблоцкий и нетерпеливо поглядывал на дверь. На ходу вытирая ветошью перепачканные машинным маслом руки, вошел Павлов. Оглянулся, потянул на себя створку тяжелой двери и озабоченно сказал:
— Неосторожно, Вадим Николаевич.
— Знаю, — кивнул Заблоцкий. — Но ждать очередной встречи не мог.
Он вынул из кармана портсигар и передал его Павлову:
— Срочно переправите на ту сторону. Шифровка в папиросах.
— Слушаюсь.
— И приготовьтесь разместить людей. Завтра прибудут еще семьдесят человек. С оружием.
— Неплохо! — Павлов кинул в угол скомканную ветошь. — У вас все, Вадим Николаевич?
— Да.
— Идемте, — опять оглянулся на дверь Павлов. — Я вам «сквознячок» покажу подходящий.
— Что, простите? — поднял брови Заблоцкий.
— Проходной двор, — объяснил Павлов.
— Жаргон у вас... — пожал плечами Заблоцкий и и пошел к дверям.
— Считайте, что я говорю по-французски! — жестко усмехнулся Павлов. — Я пойду первым, если разрешите.
Он распахнул створку дверей, осмотрелся, жестом показал Заблоцкому, что путь свободен и вышел.
Заблоцкий поднял воротник пальто и пошел за ним.
Санька слышал не весь разговор, но и того, что он услышал, было достаточно.
Он спустился с чердака вниз, сел на железную ступеньку лестницы и задумался. Кто здесь был? Тот человек в фуражке? А кто второй? Голос вроде знакомый, но разговаривали тихо, могло и показаться.
Санька встал, подтянул штаны, пошел к дверям и чуть не столкнулся с вошедшим Павловым.
— Саня? — удивился Павлов. — Ты что здесь делаешь?
— Голубей хотел шугануть... — виновато ответил Санька.
— Голубей? — настороженно смотрел на него Павлов. — Каких еще голубей?
— Да на чердаке... — задрал подбородок Санька. — А потом на крыше...
У него почему-то стало холодно в животе. Павлов говорил таким же голосом, как тот, второй. Да нет! Не может такого быть! Померещилось ему. И Санька, открыто глядя в глаза Павлову, спросил:
— Вы здесь были?
— Нет, — цепко приглядывался к нему Павлов. — Только что вошел. А в чем дело?
— Да разговаривали тут двое... — нерешительно протянул Санька.
— О чем?
— О всяком... — наморщил лоб Санька.
Голос опять показался ему знакомым, и Санька снова, но теперь исподлобья и быстро посмотрел на Павлова.
Павлов стоял и улыбался, только глаза у него стали как две льдинки.
— Леша в цехе? — спросил Санька.
— Где же ему быть? — коротко засмеялся Павлов, но зрачки его сузились, и у Саньки опять холодом обдало живот.
— К нему пойду, — попятился к дверям Санька.
— Сходи, конечно! — кивнул ему Павлов.
Он напряженно смотрел Саньке в спину и, когда тот уже взялся за дверную скобу, окликнул:
— Саня!
— Чего? — оглянулся Санька.
— Вместе пойдем, — хрипловато сказал Павлов и откашлялся. — Колесо прихвати.
Санька медленно вернулся и наклонился за прислоненным к стене колесом. Павлов схватил со стола счеты, широко размахнулся и окованным железом углом ударил Саньку в висок.