— Эй, вертухай!
Снаружи открылось решетчатое оконце в верхней части двери.
— Чего шумишь?
— Веди оправляться!
Стоящий в коридоре конвоир поправил кобуру на поясе, вынул ключ-трехгранник, открыл дверь.
— Руки назад. Выходи.
Человек в ватнике привычно закинул руки за спину и шагнул в пустой, неярко освещенный коридор.
— Вперед! — скомандовал конвоир.
Человек медленно пошел по коридору в конец вагона. Конвоир, не снимая руки с кобуры, чуть поотстав, шел за ним. У дверей туалета скомандовал:
— Стой!
Не спуская глаз с человека в ватнике, открыл трехгранником дверь, широко распахнул ее и шагнул в сторону.
— Заходи.
Человек вразвалочку переступил порог туалета и вдруг, весь подобравшись, с силой рванул дверь сначала к себе и тут же — обратно, точно рассчитав, что удар краем двери придется конвоиру по виску. Конвоир мешком осел на пол, человек в ватнике втащил его в туалет, вынул из кобуры наган. Перехватив за дуло, размахнулся, ударил рукояткой по голове лежащего и, оттолкнув ногой безжизненное тело, вышел в коридор. Бесшумно ступая, пошел в тамбур, открыл трехгранником наружную дверь, сунул ключ в карман и встал на ступеньках вагона.
Поезд, приближаясь к станции, замедлил ход, а оттуда, слепя прожектором, шел встречный. Человек в ватнике на секунду-другую зажмурил глаза, переждал, пока проедет локомотив, всмотрелся в промежуток между двумя поездами, спустился на нижнюю ступеньку, прыгнул, пробежал несколько метров по ходу поезда, повернулся и успел вскочить на подножку вагона встречного состава.
Отдышавшись, открыл ключом наружную дверь, скинул с плеч ватник, швырнул его под откос, постоял в тамбуре и вошел в пустой коридор международного вагона.
В коридоре тускло горела одинокая лампочка под плафоном, позвякивали графины с водой и никелированные пепельницы в подставках. Человек осмотрелся и осторожно приоткрыл дверь ближайшего купе. Прислушался к ровному дыханию спящих, увидел висящие у дверей кожаный реглан и фуражку летчика гражданской авиации, снял их с вешалки, бесшумно прикрыл дверь и вышел в тамбур. Надел на себя реглан и, держа в одной руке фуражку, открыл наружную дверь. В уши ему ударил грохот колес, свист ветра, где-то в головах состава протяжно прогудел локомотив, требуя входного семафора, поезд замедлил ход, и человек, встав на последнюю ступеньку, примерился и прыгнул вниз...
...Колька вышел из аптеки, что на Разъезжей улице, и, обхватив рукой кислородную подушку, валкой походочкой, заметно припадая на правую ногу, дошел до угла, свернул на Лиговку и вошел в ворота дома. Прошел через первый и второй дворы, под аркой, ведущей в третий, остановился и прислушался. Из угла двора, где находился нужный ему подъезд, доносились негромкие мужские голоса:
— Здесь, Виктор Павлович.
— Лестница-то черная. А парадная с улицы не заколочена. Проверь, Толя!
— Понял.
Колька услышал шаги человека, направляющегося к арке, метнулся во второй двор, увидел у поленницы полуоткрытое окно подвала, кинул туда кислородную подушку и ящерицей проскользнул сам. Человек прошел мимо. Колька выбрался из подвала, прошел под аркой, выглянул во двор. Никого не увидев, он перебежал к подъезду, юркнул в дверь и, вытянув шею, стал вслушиваться в шаги людей, поднимающихся по лестнице. На третьем этаже шаги затихли, слышно было, как дребезжал звонок, потом голос хозяйки квартиры спросил:
— Кого надо?
— Савелий Лукич Хряков здесь проживает? — спросил мужской голос.
— Жил, — ответила женщина. — Теперь доживает. Откуда будете?
— Из милиции, — ответил тот же голос. — Открывайте!
— Господи!.. — загремела дверной цепочкой женщина. — Ему попа надо, а не милицию!
Дверь захлопнулась. Колька, собрав лоб в морщины, постоял у лестницы, потом выскользнул во двор, огляделся, втиснулся в узкую щель между поленницей и стеной дома, поднял воротник куртки и затаился, глядя на освещенное окно третьего этажа.