Поэтому в условиях проводимых учений было не до знакомств, не до сердечных разговоров между представителями дружественных родов войск. Тем более что на учениях каждый род войск желал показать свое превосходство над другим родом войск, так как чувство патриотизма имеет способность расширяться и сужаться в зависимости от обстоятельств. Поражая цели, огневики ревностно следили за тек, чтобы самоходники не приписали себе то, что сделали позиционные артиллеристы. Авиаторы свои бомбовые воронки подсчитывали столь же тщательно, как считают отверстия в мишенях бойцы стрелковых подразделений.
Артиллеристы противотанковых орудий, выведенных на прямую наводку, запальчиво утверждали, что они чаще попадают в служившие мишенями трофейные танки, чем танкисты, которые вели огонь с ходу по этим же трофейным танкам.
Обломки дотов исследовали и диагностировали дотошно, дабы выяснить, что послужило причиной их окончательного разрушения: авиабомбы, снаряды орудий больших калибров или взрывчатка, дерзко подложенная под эти доты бойцами инженерно-саперного подразделения.
Подвергались анализу скорость продвижения родов войск, количество средств поражения, выпущенных ими по целям в единицу времени, система и маневр огня во всех подвижных моментах боя.
Каждый представитель своего рода войск испытывал при этом ревность к другому роду войск, высказываемую подчас в недружелюбной форме. Армия есть армия — старший критикует младшего, командир — подчиненного. Но всегда можно найти равного себе по званию, по должности и, не нарушая уставного положения, выложить ему все, как понимаешь. В разговорах выражали недовольство, утверждали, что и сами могли бы справиться при наличии одних лишь своих боевых средств, без излишней поддержки со стороны приданных сил.
Но существует привилегия для тех, кто участвует на разборах учений, — здесь знание может спорить со званием.
Когда же бойцы-коммунисты обсуждают на своем собрании ход учений, каждый из них — добровольная мишень для обстрела товарища: вызывай огонь на себя — это и есть самокритика по-солдатски, из нее потом рождается ратный подвиг самоотверженности в бою.
В силу всех этих обстоятельств для дружественного общения различных родов войск выбиралось время или перед учениями, или после, в канун подготовки боевой операции, в час отдыха перед ней, чем Буков и пользовался, как и другие члены экипажа его машины.
Бой есть бой — дело коллективное, мудреное, и после каждого боя ума прибавляется для ведения нового боя. Поговорить о минувшем, обсудить будущий — солдатская необходимость. Но как? Торжественно, словно на митинге? Не пойдет. Зачем же со своими своему величаться? Лучше всего между собой по-солдатски, начистоту, но с подходцем, чтобы не коснуться, не задеть сокровенного, пережитого, и вместе с тем для обоюдной пользы. И чтобы всем было приятно слушать, чтобы ни у кого не гасла охота свое соображение высказать,, не быть хуже других. И тут по натуре, свойственной нашему человеку, отдавалось предпочтение тем, кто обладал способностью говорить так, чтобы при этом не себя над другими ставить, а другого раздразнить, вызвать на рассуждения.
Эту фронтовую манеру усвоил и Буков, в владел он ею не хуже других.
Поэтому, появляясь во взводе, которому назначалось в бою следовать за его танком, Буков прежде всего советовал, лукаво усмехаясь:
— Вы, ребята, главное, наизусть номер моей машины запомните. Он счастливый. Если от брони отстанете, повторяйте мой номер, не подведет.
— Понятно, значит, сам рванешь, а нас с одним только названием номера оставишь?
— Потерять мне вас жалко, — задумчиво произносил Буков, — уж больно вы симпатичные. Только не знаю, как вам за мной поспешать, разувшись, что ли. Начальство из жалости к вам наметило рубежи для передышки. Но у меня своих делов в машине до черта, могу и позабыть, где для вас остановку делать.
— А мы тебе сами укажем. Танки нам приданы, а не мы им.
— Допустим! Ну а как же скомандуете, если вы такие полновластные?
— Постучим прикладом в броню, напомним.
— По мне немцы снарядами стучать будут. Шуму всякого хватит.