— Я имел в виду то, о чем уже говорил, Пайпер. — Голос Вейда внезапно ворвался в ее мучительные мысли. — Рекс просил меня позаботиться о тебе. И ты можешь жить здесь столько, сколько тебе будет нужно.
Столько, сколько будет нужно? Откуда она знает, сколько ей будет нужно? Она вернулась назад, в Новую Зеландию — к себе домой! — чтобы восстановить те отношения, которые так грубо разрушила своим эгоистичным поведением. За последние четыре года, когда Пайпер в качестве волонтера помогала бедствующим и страдающим людям в самых разных странах мира, у нее словно открылись глаза. Она поняла, какой пустой была ее жизнь и в каком долгу находится перед теми, кто был частью этой жизни. Перед теми, кто пытался подарить ей любовь и ощущение надежности, которых ей так всегда недоставало. Перед теми, кого она бросила — лишь потому, что они не любили ее так, как ей того хотелось. Она даже не замечала, что сама причиняет им боль.
— Спасибо, — тихо сказала она.
Что еще она могла сказать? Теперь она зависела от его милости. Он имел полное право выгнать ее из дому.
— Если тебе больше ничего не нужно, то позволь пожелать тебе спокойной ночи, — ответил Вейд.
Поднявшись, он направился к выходу, но возле двери помедлил, будто хотел что-то сказать. Затем, едва заметно наклонив голову, вышел в холл.
Пайпер неслышно ступала босыми ногами по потертой ковровой дорожке, покрывавшей полированный деревянный пол. Задержалась возле той комнаты, где отец провел последние дни. Что она может увидеть там, кроме больничной кровати и медицинского оборудования?
Неудивительно, что отец выбрал эту комнату — ее особенно любила мама. Мама... Пайпер помнила лишь теплые руки, обнимавшие ее, и сладкие поцелуи, осыпавшие ее щеки. Порой в детстве она приходила сюда и, уютно свернувшись в кресле, крепко закрывала глаза, пытаясь представить себе женщину, родившую ее. Но сколько бы Пайпер ни старалась, она ничего не могла вспомнить — кроме этих объятий и поцелуев.
Рука ее задержалась перед бронзовой ручкой двери, но затем, набравшись решимости, Пайпер сжала пальцами прохладный металл и открыла дверь. Перед ней предстала комната, которую она не видела столько лет!
Здесь ничего не изменилось.
Шезлонг по-прежнему стоял перед застекленной дверью, выходившей на круговую веранду. Журнальные столики и комфортная мебель, которую она помнила с детства, были на месте.
Пайпер понюхала воздух. Нет никакого запаха больницы, или болезни, или смерти. Такое ощущение, что отца здесь никогда и не было...
Комок подступил к горлу, когда она, отступив назад, закрыла за собой дверь. Ей так отчаянно хотелось ощутить какую-нибудь связь с отцом! Хотелось найти доказательство того, что, несмотря на все, он все-таки любил ее.
Из кухни послышался шум льющейся воды и звон тарелок — Декстер с женой до сих пор мыли посуду после поминок. У них сегодня выдался тяжелый день. Наверное, ей надо пойти и помочь? Но потребность остаться наедине со своими мыслями оказалась сильнее.
Повернувшись, Пайпер направилась через холл к лестнице, ведущей на второй этаж, где располагались спальни.
Спальня Рекса находилась в другом конце дома. Пайпер было три года, когда умерла ее мать, и отец нанял няню, поселившуюся в комнате рядом с девочкой. Но отец много лет держался от дочки на расстоянии — физическом, эмоциональном, социальном. И только когда Пайпер стала приносить отличные оценки из школы и похвальные грамоты, он стал замечать ее существование. И она стремилась к новым достижениям — лишь бы получить одобрение отца. Увы, похвалы его были очень короткими и редкими, потому что отец все время работал. Пайпер же хотела, чтобы отец увидел ее ум, ее способности, чтобы признал: когда-нибудь она сможет работать с ним в семейном бизнесе как партнер. Как сын, о котором он мечтал, но которого у него не было...
Но отец почти не замечал ее успехов в учебе. И тогда Пайпер стала той, какой была теперь, — избалованной, вздорной наследницей. Эта роль, которую она так успешно играла, стала ее второй натурой.
Пайпер прошла мимо своей комнаты и отправилась на половину отца. Дверь, ведущая в другое крыло дома, была открыта. Она вступила во владения отца. Комната его была аккуратно прибрана — отец любил порядок. Пайпер увидела его вещи — любимые книги, сладости в вазочке, стоявшей на прикроватном столике.
Открыв шкаф, Пайпер почувствовала запах одеколона, которым часто пользовался отец. Увидев вельветовый халат, висевший на крючке на обратной стороне дверцы, она уткнулась в него лицом и глубоко вдохнула его запах.
— С тобой все в порядке?
Резко повернувшись, Пайпер увидела Вейда, стоявшего в дверном проеме. На фоне яркого света, лившегося из коридора, лица было не разглядеть. Кажется, он собирался раздеваться. Пиджака и галстука на нем уже не было, пуговицы на рубашке наполовину расстегнуты...
Мучительное желание вспыхнуло в ней, словно огонь. Смущенная, Пайпер слегка качнула головой, стараясь избавиться от чувств, которые затуманили ей разум.
— Со мной... все в порядке. Только... — Она не могла найти слов. — Я очень тоскую о нем. Почему он не позвал меня, чтобы я могла с ним... попрощаться?..
Вейд переступил с ноги на ногу, стоя в дверях.
— Он хотел остаться в твоей памяти здоровым и крепким, а не больным и умирающим.
— Папа думал, я никогда не приеду?
Вейд покачал головой:
— Нет, он ждал тебя всегда.
Свет из коридора просачивался в комнату, окружая Пайпер золотистым блеском. Она казалась такой хрупкой и уязвимой, с халатом отца в руках. Пайпер держала его так, будто это была единственная вещь, которая осталась у нее в этом мире. На самом деле так оно и было.
Вейд видел: ей очень тяжело, она не могла примириться с мыслью о том, что отца ее уже нет в живых.
Он подавил в себе стремление утешить Пайпер, которое было таким же естественным, как и дыхание. Последние несколько дней он постоянно утешал друзей Рекса и его товарищей по работе. И если сейчас он станет утешать Пайпер, это будет последней каплей, которая переполнит чашу его терпения. Пайпер сама когда-то приняла роковое решение, которое он никогда ей не простит. Она решила оборвать жизнь, которую они вместе зачали и о которой он даже не подозревал. Вейд поклялся — она дорого заплатит за это!
Даже напомнив себе об этом, Вейд почувствовал, что руки его потянулись к Пайпер: дотронуться до нее, успокоить... Когда-то он очень любил эту женщину.
Сжав кулаки, Вейд засунул руки в карманы, чтобы не дать им волю.
В день их последней и самой крупной ссоры, прежде чем уехать за океан, она дала ему ясно понять: ей ничего от него не нужно. Даже сейчас она вела себя с ним так, будто он был для нее чужим и ничего не значащим человеком.
Вейд привел свои мысли в порядок и напомнил себе: ее показная слабость — не более чем маска. Пайпер Митчелл могла справиться с любой ситуацией.
Вейд слегка покачал головой, чтобы прийти в себя. Ему требовалось время, чтобы справиться с ощущением горя, которое отнимало у него силы, превращало его в слабого человека и заставляло думать о Пайпер.
Он вынул одну руку из кармана и жестом указал на комнату:
— Мне надо убрать отсюда вещи твоего отца. Ты поможешь мне?
Она задумчиво кивнула. Этот жест был типичен для нее. Он означал: Пайпер слишком погружена в собственные мысли, чтобы обращать на кого-то внимание.
— Послушай, сегодня был тяжелый день, — продолжил он. — Может быть, ты пойдешь спать? С вещами твоего отца можно подождать.
— Хорошо, но не выбрасывай ничего без меня.
— Конечно, — сказал он, стараясь освободить свой голос от ноток сострадания. — Кстати, утром у меня встреча с нотариусом Рекса — он зачитает его завещание. Ты тоже приходи, послушай. По правде сказать, содержание завещания мне уже известно, но ты, возможно, захочешь услышать то, что касается тебя.