В это время она была уже далеко, за пригорком. Справа и слева взлетали к небу снопы искр, уши болели от автоматной трескотни. И сейчас в них еще стоит эхо выстрелов. Может, не эхо? Чего им стоит прибежать сюда.
Уехала с Алешей на Урал, не видела бы и не слышала ничего. Не уехала. Осталась. Пожалела мать. А теперь?
Впервые за весь день слезы не удержались на ресницах и покатились по щекам.
Смахивая их, побрела в глубь леса.
2
Трое, тяжело дыша, остановились. Повернулись к хутору, стерли пот с лица. Хутор все еще дымился, тарахтел автоматными очередями. И это пугало.
— Давай глубже в лес, — скомандовал самый высокий, широкоскулый, голубоглазый Родион.
— Может, к партизанам, — нерешительно добавил светловолосый, курносый Илья.
— Ты, Илья, чудак, — отозвался третий, совсем юный, низкорослый, тщедушный Иван. — Партизан искать… Не примут. Они всех своих в райкоме отобрали.
Помолчали. Покосились на дорогу. Самый высокий сплюнул и зашагал из прилеска.
Вошли в чащу: мертвая, надежная тишина охватила их. Остановились. Родион, подражая взрослым, выругался:
— Мать твою перемать, пропал хутор. Сожгли, сволочи.
— Может, все не сожгут, — неуверенно проговорил Илья. — Ведь шестьдесят дворов…
— «Не сожгут», — передразнил Родион. Он у них был за старшего, и по возрасту, и по трудовому стажу, и по житейскому опыту. Авторитет. — Будто сам не видал. Нет, Илья, фашист — он как волк, даже хуже, лютее. Волк задрал овцу — и спрятался. А этот почти всю Европу проглотил да нас теперь слопать хочет. Но попомните мое слово — подавится. Мы им не какая-нибудь там Австрия.
У нас есть чем. — Он сжал свой огромный кулак.
— Верно, Родя, — согласился Иван, — чтоб подавился, нам нужно достать оружие.
— А вдруг наши еще выгонят их, — неуверенно произнес Илья.
Двое промолчали. Напряженно послушали. Тихо. Родион достал портсигар, протянул приятелям. Отводя душу, задымили.
Думали об одном: куда теперь? Что в займище должны быть партизаны, не сомневались. Куда же, если не в партизаны, уехали прошлой ночью секретарь парткома колхоза Рожков с десятком старых казаков, куда исчезли все активисты? И зачем им понадобились охотничьи ружья, осоавиахимовская мелкокалиберка и дробовик сторожа сельповского магазина.
А вот их не взяли с собой, считают малолетками, хотя самому младшему — Ивану — пошел уже шестнадцатый, а Родион еще в позапрошлом году получил паспорт, когда в ремесленном учился.
«Как в поле — так «наша надежда», — сердито думал Родион, вспоминая свой разговор с Рожковым, — а как в партизаны, так пацаны. Ладно, разыщем, небось, не прогонят».
То, что разыщут, Родион не сомневался. Места вдоль и поперек знакомые. Особенно ему. С отцом сколько верст исхожено в поисках зайца, лисы, волка, куропатки, дударей…
— Ну, айда, — скомандовал Родион, вдавливая окурок каблуком в землю. — Не примут. — свой создадим.
Двое тоже погасили папиросы, подтянулись, бодрее двинулись за старшим.
3
Где-то совсем близко треснула сухая ветка. Насторожилась. Напряглась. Ждет беду. Ясно слышатся шаги.
Прижалась к траве. Пожалела, что не может сейчас вот так, как былинка, качаться на ветру. Снова дрожь охватила тело. Снова во рту пересохло. Горло кто-то давит железным обручем.
Шаги совсем близко. Вот и голоса. Не лающие. Родные, русские.
Подняла голову. Замерла. От радости, от счастья перехватило дыханье. Угадала. Всех троих. Вскочила. Крикнула:
— Родя!
Трое — быстро оглянулись. Разглядели. Заулыбались.
— Наташа! Спряталась?
— Испугалась?
— Видела фашистов?
Торопясь, комкая и глотая слова, пополам со слезами, рассказывала, как вырвалась из хутора, как бежал за ней немец с автоматом.
От рассказа, от всхлипываний в лесу стало жутко, опасно.
— Брось реветь! — потребовал Родион. — Лучше думай, куда денешься?
— С вами, — вскинула на троих испуганные глаза Наташа.
— Не по пути нам, — сказал Иван. — Ты ж девчонка. Война — не твое дело, а наше.
Наташа торопливо проглотила слезы, крепко вцепилась в руку скуластого Родиона, горячо зашептала:
— Не бросайте меня. Пропаду. Домой не пойду. Умереть легче, чем туда возвращаться. Возьмите с собой.
Парни поскребли затылки, переглянулись.
— Взять придется, — размышлял Родион. — Раз ее приметили — обратного пути ей нет.
— Взять-то взять, — нерешительно сказал Илья. — Да что мы с ней делать будем?