— Не надо, Родя, — твердо произнесла девушка. — Вдруг на знакомых напоремся. Вы меня проводите и ждите в условленном месте. Если утром не вернусь — тогда уж решайте сами.
5
Вывели ее парни на разбитую колесами дорогу. Еще раз спросил Родион, все ли она запомнила. Ответила «да». Постояли, помолчали. На. прощанье Наташа каждого из них обняла и поцеловала, будто самых родных и близких.
Резко повернулась и широко зашагала в ту сторону, откуда изредка доносились паровозные гудки.
До станции добралась к закату. Разыскала нужный дом.
Старик Яков, с маковки до кадыка заросший сединой, с прокуренными желтыми усами, внимательно выслушал ее, почесал за ухом.
— Ишь чего надумали… В партизаны. Тебе сколько годков-то?
— Восемнадцатый.
— А им и того меньше. Ну какие вы воины? Горе с вами одно.
Старик задумался. Стал набивать трубку.
— Не нашли, стало быть. Вот печаль. А они ведь где-то здеся ходят. Вчерась возле Рогачей эшелон разбился. Теперь немцы эсэсовцев понагнали. Рыскают по всем домам. Дороги оцепили. Как это тебя не заметили? А может, и заметили, нароком пропустили. Теперь следят за тобой. Ты поосторожней будь, девка. Сегодня я тебе не скажу, где Рожков. Ушел он, а куда — пока не знаю. Сторожевать пойду, может, разузнаю, а утречком передам тебе весточку. Передам, если разрешат. Значит, кто там у вас?
Наташа снова рассказала о ребятах, о себе, о том, как фашисты грабили и жгли хутор, как она убежала в займище и встретила там троих. Старик снова слушал, не перебивая. Молча показал старухе на стол. Та собрала ужин.
— Ты сама-то чья?
— Павлова.
— У вас полхутора, почитай, Павловых.
— Евдокии Васильевны, птичницы, дочь. Старик заулыбался.
— Это на тебе, выходит, мой племяш Алешка хотел жениться?
Наташа зарделась.
— Не успели свадьбу сыграть, — будто оправдываясь, проговорила. — На Урал его эвакуировали.
Старик почесал за ухом, странно улыбнулся и сказал:
— Дык приказ. Ну ладно, бери ложку, хлеб.
Поужинали. Старуха убрала со стола. Старик вытер пот с лица, начал набивать трубку. Кто-то резко застучал в дверь. Потом упала щеколда, и в комнату шагнул неразличимый в темноте человек.
Луч карманного фонаря пробежал по стене, по старику, старухе и уперся в испуганное молодое лицо. Наташа быстро отвернулась, но было поздно. Вошедший шагнул в глубину комнаты.
— Давай свет, — потребовал человек, без особого труда выговаривая русские слова.
Старуха достала с полки лампу, засветила ее и поставила на стол. Наташа увидела на черных петлицах немецкого мундира две извивающиеся белые полоски.
— Документ? — прозвенел его дребезжащий голос.
Просматривал справки комендатуры долго, внимательно.
— А юнгфрау? — спросил, возвратив бумаги. — Девушка?
— Это племянница наша, — засуетилась старуха. — Из хутора. Мать у ее помирает, пришла сказать.
— Мольшать! — приказал немец, разглядывая Наташу. Снова вспыхнул луч его фонарика: словно щупальцы прошлись сверху вниз.
Немец сел около Наташи. Достал пачку сигарет, закурил.
— Вы, — повернулся к хозяевам, — шнель! Пошли быстро, быстро! — Луч его фонарика скользнул по русской печке. Старики, покряхтывая, забрались на лежанку.
Немец положил длиннопалую руку на колено Наташи. Она, как ужаленная, шарахнулась с лавки, прижалась к стене. А луч медленно блуждал по ее лицу, груди, по бедрам, ногам. Так продолжалось, пока эсэсовец не выкурил сигарету и не встал.
— Ты хорошая! — определил немец. — Но у тебя нет справка. Мы сейчас будем гулять в комендатуру.
Наташа похолодела от страха. Она сжалась и с ненавистью поглядела на врага.
— Она же с хутора, господин офицер, — начала умолять старуха, свесив ноги с печи. — Мать у ее умирает. Устала она. Оставьте ее. А утречком она к вам заявится.
— Мольшать! — завизжал офицер. — Печка прячься!
Он расстегнул кобуру. Наташа попятилась к двери. Эсэсовец схватил ее за руку.
— Отстань, — вырывалась девушка, но рука была точно зажата тисками, которые она видела в слесарной мастерской своего жениха.
— Но, — кидая яркий сноп света в лицо Наташи, сказал немец. — Когда офицер германской армии говорит девушке гулять, надо гулять!
— Не пойду! — зло крикнула Наташа. Эсэсовец повернулся к печке:
— Вы все партизаны. В комендатур, марш! Хозяйка запричитала, заохала:
— Окстись, господин хороший, какие мы партизаны?
Быстро спрыгнула с печки, подбежала к Наташе.
— Чего дрожишь, Наталья? По-хорошему он с тобой. Сходи, объясни, может, все обойдется.