Однажды осенним вечером задумалась Наташа, сидя около догоравшего костра. Подошел кто-то сзади, беззвучно опустился около нее.
Вздрогнула, оглянулась. На примятой траве докуривал самокрутку Алексей.
— О чем задумалась? — спросил с приятной располагающей теплотой.
Сразу насторожилась: знает, знает, и присел не случайно, выбрал удобный момент, когда в лагере почти никого не осталось — ушли на задание. Ее не пустил Рожков — побоялся за Наташу. Вчера передали, что ее мать скончалась. Не без участия оккупантов и полицаев, которые нет-нет да и привозили птичницу в участок и все допытывались, куда сгинула ее красивая дочь, заморочившая голову господину коменданту.
— О чем же мне думать, — неопределенно ответила Наташа. — О мамаше думаю, о скорой зиме думаю, как мы тогда, куда подадимся?..
— Гляжу я на тебя эти дни, Наталья. Та же ты и не та, — пропустил он мимо ушей ее вопрос. — Давно хочу спросить тебя.
Повернула к нему настороженное лицо, попросила:
— Только не теперь.
Нежно обхватил плечи сильными руками.
— Ната, я тебя как прежде люблю.
Догадывалась об этом, не обманывало ее сердце: в разведку посылал — волновался, чаще курил, в вылазках всегда был возле, прикрывал собой, не пускал вперед. Не любил бы, давно на правах жениха увел куда-нибудь в надинку..
— Только не теперь…
— Когда же?
— Потом… К волчьему логу приходи.
И когда замер лагерь, осторожной тенью прошмыгнул Алексей на дно балки, затянутой боярышником. Молча сел возле невесты, прижался горячими губами к холодной щеке. И Наташа не оттолкнула, а мягко, бережно обняла его.
9
— Вчера наши перешли в наступление. Идут сюда. Мы должны захватить станцию. Не дать фашистам возможности угнать эшелоны с новой техникой и боеприпасами, — говорил Рожков, развертывая карту. — Нас просят продержаться до вечера. Пойдем так…
Ночью мелкими группами пошли в разные стороны, чтобы сойтись в одной точке. Двигались туда, где чутко дремала насторожившаяся станция.
Приблизились почти вплотную, обложили ее, как медведя, надежным огневым кольцом.
И когда с юга в небо взметнулась красная ракета, у водокачки прогрохотал пулемет. Из пристанционного сквера, из-под колес, с крыш теплушек и пассажирских вагонов затрещали выстрелы. Поднялись люди и в едином азартном порыве устремились к перрону, к вокзалу. Бежали с грохотом, гулом, криком.
До рассвета шел бой. А с первыми лучами солнца все стихло — станция была взята.
Догорали на путях пульманы с новой техникой, боеприпасами. Из черного дыма рвалось в синее небо красное полотнище, прикрепленное к крыше вокзала.
В двухэтажном здании комендатуры были собраны пленные. У двери и выбитых окон ходили часовые. К часовому, стоящему у двери, подошла Наташа; Волосы опаленные, растрепанные, лезли наружу из-под — порванного платка. Окровавленным бинтом перевязана левая рука.
— Тебе куда? — взял винтовку наперевес часовой.
— Пусти-ка, — парень. Товарищ Рожков разрешил. Гада одного ищу.
Молча и хмуро сидели на полу, на лавках, столах грязные, в ненавистных френчах и шинелях немцы. Увидев девушку с револьвером в руке, съежились, почувствовали что-то недоброе, попрятали рыжие морды в воротники. Наташа обошла нижний этаж. Останавливалась возле каждого, холодным дулом поворачивала испуганное лицо и, презрительно взглянув, шла дальше.
На втором этаже, в той самой комнате с деревянной кроватью и комодом, резко остановилась. Огрубелым от ночного крика и дыма голосом скомандовала:
— Вставай!
С кровати тяжело поднялся длинный нескладный немец, в черных петлицах которого запутались две серебристые змейки. Поднял глаза на Наташу, встретил ее огненный, ненавидящий взгляд — изменился в лице: посерел, задрожала нижняя губа.
— Узнал? — крикнула Наташа. — Узнал!
Думал, не встретимся. Довелось. Комок застрял в горле, мешал дышать. Глубоко вздохнула. Вскинула голову и с размаху ударила рукояткой в ненавистное на всю жизнь лицо.
После приговора чрезвычайной тройки вывела к водокачке, поставила лицам к себе. Не выдержал взгляда, отвернулся к стене. Наташа сделала шаг назад, подняла револьвер. Долго целилась. Очень не хотела так скоро, так легко лишать его жизни. Медленно нажимала на курок.
Грянул выстрел сзади.
Вздрогнула от неожиданности, оглянулась. С папиросой в зубах стоял Алексей. Голубой дымок вился из ствола карабина. Подошла к нему, взглянула в усталые от бессонницы, но милые, родные глаза. Алексей понимающе улыбнулся, обнял осторожно Наташу.