— Не обязательно же санитаркой. Может быть, в перевязочную..
— Там не такие от крови и гноя в обморок падают.
— Тогда не знаю, — безучастно проговорила девушка. — Наверное, мне лучше уехать к маме.
— Куда, куда? — вскинула густые брови Изольда.
— Я тебе говорила, что Машенька приехала из Екатеринодара.
— Как это вам удалось? — не скрывая подозрения, полюбопытствовала Изольда.
— Очень просто, — наивно уставилась на нее квартирантка. — Мы благополучно доехали почти до Сарепты, а дальше пошли пешком.
— И красные дозоры вас не задержали?
— Останавливали. Но я ведь местная. Мы жили в Отраде. Папа был управляющим имения генерала Бекетова. Я показывала документы, говорила, что возвращаюсь домой. И меня пропускали.
— А почему же вы попали в центр? — еще больше насторожилась Изольда.
— Папа погиб. Имение разграбили, дом наш сожгли. Думала пожить у кого-нибудь из подруг. Представьте — ни одной не оказалось на месте. Если бы не это легкомысленное письмо Юрия… — Маша часто заморгала ресницами.
— Ну-ну, успокойтесь, милочка, — погладила ее, как маленькую, Наталья Сергеевна. Она поднялась, взяла со столика канделябр и сказала: — Пойдемте в кухню. Чайку попьем и продолжим разговор. Ехать вам никуда не надо, — обратилась она к постоялице, — Подождем еще немного. Может быть, бог даст, скоро вы встретитесь с господином Клинским.
Из этой реплики Маша поняла, что хозяйка что-то знает о готовящемся наступлении красновцев на город и о мятеже.
Утром они пошли в госпиталь. Изольда назвала Казанскую своей дальней родственницей, скромной девушкой и неплохой медсестрой. Комиссар госпиталя, молодой человек с пустым рукавом, затиснутым за широкий ремень, как показалось разведчице, с излишним любопытством знакомился с ее метрической выпиской, с аттестатом второй женской гимназии. Очевидно, что-то давало ему повод ворошить память. И она молила всевышнего об одном, чтобы комиссар не вспомнил, где и когда они встречались прежде. Молитва дошла до бога: комиссар протянул документы и сказал, что допускает новенькую к работе.
Вечером, за очередным чаем, Маша осторожно сказала, что работа ужасная, кормят отвратительно и ей лучше, наверное, вернуться к маме. Из разговоров она Знает, что если нужному человеку дать золото, он поможет выбраться из города и уехать хоть к чертям на кулички. Дикое отчаяние сквозило в ее голосе. Она призналась, что третий день голодает, хотя у нее есть кое-что для обмена.
С этими словами достала из сумочки перстень, в тонкой оправе которого даже при тусклом огоньке свечи засверкали искры полированного рубина. Ей, конечно, жаль расставаться с такой памятной вещицей: это подарок мамы в день окончания гимназии, а вот это ей торжественно преподнес папа. Она расстегнула воротник платья, и на изящной цепочке закачался овальный медальон с вычурной вязью монограммы «МК». Маша заметила, как вначале завистью наполнились глаза женщин, а затем она увидела в их взглядах, которыми они мимолетно обменялись, заинтересованное соучастие. Она не сомневалась, что Изольда после суточного испытания недоверием теперь смотрит на нее если не как на сообщницу, то и не как на подсадную утку, приведенную в их дом чекистами. Эту перемену она почувствовала по предложенной услуге.
— Я помогу вам. У меня есть знакомый каптенармус. Он может и вывезти вас из города, и снабдить продуктами…
— Стоит ли подвергать опасности Константина, — предостерегла Изольду от скоротечного решения Наталья Сергеевна. — Думаю, лучше попросить Федора, — она выразительно глянула на родственницу.
— Пожалуй. Кстати, он сегодня или завтра возвращается из рейса.
Оставшись наедине, Маша снова перебирала в памяти разговор. Недомолвки женщин, их переглядки говорили о том, что они приняли квартирантку за даму своего круга. Но, кем-то направляемые, пока еще боятся с полной откровенностью доверить ей семейные, а может быть, не только семейные тайны. Ни одной фамилии пока названо не было. Каптенармус Константин и, очевидно, железнодорожник Федор. Кто они? Диверсанты или мелкие спекулянты, мешочники? О муже Натальи Сергеевны не произнесено ни звука, точно его не существует в природе. И все же каким-то интуитивным чувством Казанская ощутила, что недаром тратит время, что-то должно случиться именно здесь.
Она подошла к окну. В доме напротив, казалось, вообще никто не живет: форточки наглухо закрыты, даже в глубине комнат не видно света. Кому же она должна давать сигнал в случае чего? Темная, пустынная Астраханская улица пугала своей настороженностью. Казалось, за каждой калиткой тебя подкарауливает беда. Шаги редких прохожих громом троянской колесницы оглушали обывателя. Вот в сторону Астраханского моста прошагал патруль. Один из бойцов глянул, может, только показалось, именно на окно, возле которого стояла Мария. «Значит, я не одна», — почти с детской наивностью решила она, забираясь под тулуп.