Миша едва помнит эти сцены. Но навсегда в нем остался страх перед седым, как лунь, дедом, жестким пальцем тыкавшим его в лоб и скрипуче поучавшим:
— Не гневи господа непослушанием.
Да и бабка, вечно закутанная в темный платок, без ласки, без улыбки потчевала внучат молоком или лепешками, требуя, чтобы прежде они осенили себя крестным знамением. А самое главное, старики не велели бегать по улице и водить дружбу с соседскими мальчишками. Может, поэтому у Миши и не было друзей в хуторе.
И вот теперь, во дворе Романовых, Миша с тревогой подумал, что не только отца ожидают трудности, но и ему будет нелегко на новом месте.
Недели через две отец привез Анну с дочерьми. Поселились они на краю хутора, в просторной мазанке, которую колхоз отремонтировал специально для нового парторга. За окнами их дома, через зеленый дол, виднелись крыши конюшен с большим загоном, в котором с утра до вечера ходили разномастные кони. Они сразу покорили мальчика. Один их вид рождал в голове фантастические истории с погонями, выстрелами…
Уже на следующее утро Миша пришел к конюшне. К его удивлению и радости, конюхом оказался тот самый казак, который вез их из города. Сергей Иванович приветливо поманил мальца к себе и спросил:
— Небось, хочешь прокатиться?
— Хочу, — выпалил обрадованный пионер.
— А ездить-то умеешь?
— Нет, — чистосердечно признался Миша, но тут же испугался, что конюх не доверит ему даже самого ледащего меринка, добавил — Но я понятливый. Вы расскажите, я враз пойму.
— И что за казачество пошло, — сокрушался Сергей Иванович, перекладывая уздечку с одного места на другое. — Все им трактора подавай. А того не могут понять, что казак без коня — что зима без снега. Но это хорошо. что у тебя душа к лошадкам лежит.
Он, наконец, нашел нужную уздечку и, подойдя к загону, с умилением смотрел несколько минут на молодых скакунов. Потом спросил у Миши, какой ему больше всего нравится. У Миши разбежались глаза. Он переводил взгляд с одного на другого, но никак не мог остановиться на каком-то. В это время к изгороди подошел белый с подпалинами жеребчик. Миша сразу забыл обо всех остальных.
— Ишь ты, почуял хозяина, — добродушно проворчал Конев, трепля шелковистую шерсть лошади. — Бери. Колумб надежный во всех статьях.
Конюх подлез под жердь, накинул белогривому уздечку и вывел его из калитки. А Миша, ошарашенный кличкой лошади, все стоял, боясь, что первый шаг разрушит этот чудесный сказочный сон.
Оседлав Колумба, конюх поставил ногу в стремя, и точно какая-то пружина кинула его в седло. Конь, почуяв хозяина, радостно оскалил большие восково-желтые зубы и раздул ноздри. Но Сергей Иванович не поехал никуда, а посмотрел на Мишу и спросил:
— Понял, как в седло садятся? Говори правду. Если не понял, еще покажу.
Смешной этот Конев. Миша ему сказал, что он смышленый. Только он думал, что Сергей Иванович сначала расскажет, как садятся в седло, а тот молча вскочил, и дело с концом. Вот так учитель! Миша мысленно стал повторять движения конюха. Все, вроде, получалось ловко. Но старик, заметив заминку парнишки, сказал:
— Смотри еще раз.
Снова невидимая пружина кинула его в седло. Снова Колумб нетерпеливо ударил копытом землю.
— Да я понял, — попробовал успокоить конюха мальчик. — Только про себя повторял.
— Это стихи про себя повторяют. Тогда они лучше на память ложатся. А тут сноровка требуется. Ну, раз уразумел, то садись.
Миша едва дотянулся до луки седла левой рукой. Встав на цыпочки, вдел босую ногу в холодное кольцо стремени, а вот присесть, напружиниться, как Сергей Иванович, он не смог — не хватило десяти сантиметров. С пальцев не оттолкнешься, когда они едва касаются земли.
— Вынь ногу, — потребовал конюх. И когда раздосадованный малец снял руку с луки седла, думая о том, что опозоренный будет спроважен со двора, Сергей Иванович потянул за уздечку Колумба. Конь послушно направился к старой большой спиленной ветле.
— Становись, — подал команду, как на плацу, конюх. Миша впрыгнул на уже отполированную поверхность порушенного дерева. Теперь он легко доставал до стремени. — А ну, — командовал Сергей Иванович, — в седло, арш!
И Миша, не помня себя от радости, по-кошачьи прыгнул в седло. Конев удовлетворенно крякнул и приказал:
— С седла, арш!
Так Миша прыгал туда-сюда до тех пор, пока перестал левой рукой хватать, как спасательный круг, горячую кожу луки.
И когда, наконец, Сергей Иванович удовлетворенно сказал: «Вот теперь добре», Миша подумал, что он разрешит ему зажать в руках повод и рвануть с места в карьер ничуть не хуже заправского наездника. Но старик, достав из длинного кармана безлампасных шаровар старую прокуренную до черноты трубку и не менее древний кисет, сел на колоду, закурил и тут же тяжело, со стоном закашлялся. Когда наконец чуть отдышался, попросил: