— Ас нами уже занимается один инвалид, инструктор из Осоавиахима, — поделился радостью Миша.
Это понравилось Власовой. Потом она говорила, что пионеры будут помогать убирать огороды не только колхозные, но каждой семьи, в которой взрослые мужчины ушли в Красную Армию, на каждый такой двор вывесят красную звезду. Это значит, что отсюда ушли на фронт, а тимуровцы шефствуют над этим домом. А за работу в колхозе деньги будут перечислять на пионерскую книжку.
— А мы все бесплатно делаем, — не понял ее замысла Миша.
— Нет, будем делать за деньги, — стояла на своем Власова. — А потом, когда наберем тысячу или две тысячи, пойдем в райком комсомола и скажем, чтобы они помогли нам купить для Красной Армии пулеметы или автоматы…
— Лучше танк или самолет, — принял ее замысел Миша.
— На самолет тысяч сто, наверное, требуется… А вот танк — это ты здорово придумал. Представляешь, выйдет из цеха танк, а на его башне написано: «Сталинградский пионер». И мы его вручаем боевому экипажу…
— Или еще лучше: сами садимся в машину. Ты у нас за командира.
— Миша, — сделала ему замечание Нарбекова, — почему ты называешь Наталью Леонтьевну на «ты»? Она же твоя учительница.
Власова рассмеялась.
— Я даже не замечаю этого, Феня. До сих пор не представляю себя учительницей. И для Миши я могу сделать такое исключение.
— Не надо, — остановился Миша. — Лучше я вам буду говорить «вы».
— Ну что ж, вольному — воля, — согласилась Власова.
Утром, за Морозовым приехала мать. Когда мальчишки выбежали на улицу, Витька достал из кармана пятерку и протянул Мише.
— Держи, это за твоих сизарей. Бери, — настаивал приятель, видя, что Миша спрятал руку. — Это мне вчера в конторе расчет выдали. Целых двадцать пять рублей. И муки немного.
— Мы решили на заработанные деньги купить танк «Сталинградский пионер».
— Во сила. А где их продают?
— Пошлем деньги в Москву и попросим, чтобы наш подарок передали Красной Армии.
Витька достал еще три пятерки и сказал:
— Я себе одну оставлю на кино. А эти передай в фонд обороны.
Мать удивилась: и как только у ее сына на все хватает времени. Тут одни домашние заботы с ног валят, а он, точно заведенный, встает вместе с отцом и ложится не раньше. В тетрадях одни «отлично» да «хорошо» стоят. И после школы прибежит, закусит, принесет воды, кизяков, нащиплет лучин, — поросенку болтанку выльет, с сестрами посмеется, попрыгает. Глядь — его уж нет. Или на плантации, или в овощехранилище, где с дружками картошку перебирает, или у Сергея Ивановича, а то и в пионерской комнате.
Соседи говорят, что новая учительница хуже мальчишки — вместе с военруком водит их в балку, учит там стрелять из малокалиберной винтовки, флажками машет, а девчонок Загоняла с большой санитарной сумкой. Накличет она своими играми беду на хутор.
А беда и без того надвигается. Вчера Зиновий Афиногенович пришел темнее тучи. Сел за свой чемодан, перебирал бумаги, а потом бросил их обратно туда и говорит:
— Ростов сдали. В газетах не напечатано, но в райкоме сегодня предупредили, чтоб были готовы к эвакуации…
— Это как же, — подкосились ноги у Анны Максимовны. — Ты же успокаивал… И куда я с ними четверыми в зиму? А тут еще пятый ожидается.
Зиновий Афиногенович сел возле ног жены, положил голову на ее колени и попросил:
— Ты прости меня, Аннушка. Никогда не думал, что немец так далеко зайдет. И сейчас не верю, что не остановим эту свору… Ты пока никому ничего не говори. Может, все это переменится.
Анна Максимовна нежно гладила седеющую голову мужа и никак не могла представить свою поездку из дома с оравой детей в неизвестные края. И тогда она сказала:
— Заберешь с собой Мишутку…
— Куда заберу? — насторожился муж.
— В эвакуацию.
— Не мне, вам надлежит эвакуироваться.
— А ты?
— Остаюсь здесь для партизанской работы. И об этом ты должна молчать.
— Вон оно как дело обернулось, — заплакала Анна Максимовна. — Двадцать лет вместе, а тут на тебе…
— Ты погоди, не убивайся, — начал успокаивать ее Романов. — Может, еще все обойдется.
Об этом разговоре родителей Миша ничего не знал. Секрет был известен лишь немногим активистам. В том числе Фене Нарбековой… Вечером она сказала Наташе, что скоро, наверное, учебный год придется прервать: немцы близко, а ей лучше всего возвратиться в Сталинград.
— Ну нет, Феня, — тряхнула короткой стрижкой Власова. — Отсюда я никуда. В случае чего, останусь на оккупированной территории. Меня здесь мало кто знает, я вполне могу связной быть.