Захаров колюче взглянул на Феню, как на нерадивого ребенка, который вместо благодарности за отмененное заслуженное наказание еще пытался показать свой глупый характер.
— То, что слышала, то и говорю, — досадливо сказал староста. — Иди садись, будешь вести дела. Чтоб каждая бумажка была на месте. Немцы, они, знаешь, порядок во всем любят. Всех коммунистов, комсомольцев, которые остались, перепиши. Список отправим в комендатуру. Это тебе первое задание.
Нарбекова приняла этот приказ как приглашение к предательству. Она хотела решительно отказаться от такого сотрудничества, но Власова вовремя дернула подругу за кофту, и та, поразмыслив немного, спросила Захарова, как она должна провести регистрацию: по явке каждого или по слухам, по доносам.
— По информации, — поправил ее староста. — Сначала обойдешь всех активистов. Если кого не окажется на месте, узнай, куда, на сколько отлучился. Потом мне покажешь списки, а я уж сам дальше решать буду. А ты что же, гражданочка, — обратился он к Власовой, точно только что увидал ее в кабинете, — комсомолка будешь или просто с Феней пришла?
— Со мной, — опередила Натальин ответ Нарбекова. — Помогать мне будет, если, конечно, вы не против.
— А что же ты в Сталинград не уехала? — допытывался староста, пропустив мимо ушей ответ своего писаря.
— Не к кому ей уезжать, — еще решительнее. ответила за Власову Нарбекова. — Она круглая сирота.
— Ты, девонька, попридержи-ка язык за зубами, — построжал Захаров. — А то он тебя до добра не доведет.
— Я правда детдомовская, — сказала Наталья Леонтьевна даже с каким-то вызовом в голосе.
— Ну, ну, проверим, — исподлобья разглядывая Власову, пообещал староста. — Может, тебя по заданию оставили.
Власова почувствовала, как холодная струйка побежала по спинному желобу и во рту вдруг появилась противная сухость, отчего язык невольно облизал губы. Ей в голову пришла нелепейшая мысль: неужели кто-то внедрился в организацию по заданию немецкой разведки и все они, оставшиеся на оккупированной территории, уже взяты на учет в гестапо? Но она нашла в себе силы, чтобы до конца выдержать этот тяжелый недобрый взгляд вчерашнего конюха и ответить ему как можно непринужденнее:
— Проверьте, господин староста.
Слово «господин», очевидно, нёприятно кольнуло Захарова. Никогда и никто в жизни его подобно не называл. Это было не только непривычно, но и страшновато. Что крылось за ним — утверждение его как представителя нового порядка на донской земле или, напротив, насмешка над его недолговечным господством? Иван Фокич не стал в этот раз выяснять до конца точку зрения молодой учительницы, а поспешил отделаться от девушек, сказав не без ехидства:
— Ну вот что, госпожа Нарбекова, ступай и займись делом.
Радость переполнила девичьи сердца, когда они очутились в коридоре. Девушки, взглянув друг на друга, поняли, что они подумали в этот миг об одном и том же: они выиграли первый в своей жизни поединок с врагом. Пусть этот враг не в немецкой форме, пусть он говорит на одном с ними языке, пусть вчера он был всего-навсего конюхом — колхоза «Красный партизан», но сегодня он добровольно принял на себя роль учредителя нового порядка, значит, стал врагом. Они допускали мысль, что Захаров сделал это по первому неосознанному инстинктивному зову своего сердца, требующему отмщения за все беды и несчастья, которые ему принесла Советская власть, больше того, может быть, из-за желания спасти любой ценой свою шкуру. Но ни то, ни другое не делало ему чести. Ведь он работал у немцев не по заданию подпольного райкома. Значит, должен, в конце концов, разделить участь оккупантов.
А когда они вошли в тесную комнату секретаря сельсовета и опустились на старенький дерматиновый диван, Феня сжала руку Власовой и с задушевной благодарностью сказала:
— Спасибо тебе за то, что остановила. Я уже хотела ему плюнуть в морду…
— И теперь мы бы не сидели с тобой здесь, а болтались на виселице, — тихо смеясь, представила их печальное будущее Наталья Леонтьевна.
— А потом меня точно осенило, — хвасталась Феня. — Мы же сможем свободно ходить куда хочешь, смотреть, кого надо предупредить вовремя…
— Тише, Феня, — попросила ее Власова. — Не забывай: болтун — находка для шпиона. И у стен есть уши…
Нарбекова порывисто поднялась и выглянула за дверь. В коридоре было пусто. Лишь из приемной старосты доносились голоса. Она села за стол, достала папки (хорошо, что не успела уничтожить). Здесь были списки всех жителей хуторов, членов сельхозартели, сводки о поставках мяса, молока, хлеба. Инструкции, справки, отчеты.