— Завтра, — ответила за Мишу Неонилла. — У него мать сильно хворает. Я утром в Котельники съезжу, лекарство выменяю… Вот и хлеб для этого пеку… Сало приготовила, десяток яичек. Хотела к вам за пропуском бежать…
— Поедем вместе, — предложил Бойко. — И не утром, а сейчас. У меня срочное дело в Котельниково. Хлеба-то, небось, готовы… Пойду заложу сани. — Надо спешить. А ты жди нас здесь. Без особой нужды не вь!совывайсй, но, в случае чего, скажешь, что караулишь дом по приказу Бойко.
Бесконечностью для Романова тянулось время. Глядя на циферблат старых мерно постукивающих ходиков, нередко ловил себя на мысли, что они нарочно очень медленно передвигают стрелки. Он несколько раз принимался думать о Бойко. Ему хотелось отгадать, почему так странно ведет себя этот переводчик военной комендатуры. Может, он надеется воспользоваться малолетством одного и неопытностью другой, выведать у них все возможное о партизанах, а потом передать их гестаповцам? А может, он наш разведчик и сидит в комендатуре по заданию командования? Может быть, в разговоре он называл пароль, но Миша не знает его, и Бойко не стал открываться.
А его сообщение о Сталинграде! Когда он говорил, что, наверное, началось «это самое», то в голосе угадывалась радость. И для чего он рассуждал о соединении партизанских сил? Может, для того, чтобы легче было разгромить их? Ну, а склад боеприпасов в Терновой балке? — спорил сам с собой Романов. — Это же легко проверить. Балка отсюда километрах в двенадцати… Если туда мотнуться, часа за два можно управиться…
Миша понял, что он не может не проверить сообщение Бойко. И это неотвратимое желание сейчас же сходить к Терновой балке победило. Он быстро оделся и вышел во двор. Оборванный, исхудалый, он был похож на сотни вездесущих хуторских мальчишек и вряд ли мог вызвать у кого-то интерес. За эти недели Миша уже много раз выходил на дороги, присоединялся к беженцам, заходил в хаты, выпрашивая корочку хлеба или картофелину. Всюду на него смотрели с состраданием и жалостью и делились последним куском. «Ну, а вдруг тебя задержат? — спросил он себя, навешивая замок на дверь. — Скажу, что по заданию Бойко иду в Майоровский хутор».
Однако никто его не остановил и ни о чем не спросил. Насколько он помнит, через балку был когда-то мост. Значит, ему не нужно сворачивать с большака. Если Бойко провокатор, то в балке его никто не остановит. А если его сообщение не ложное, там непременно будет охрана, особенно на мосту.
Подгоняемый морозным ветром, Миша то легкой трусцой, то торопливым шагом, а то и спринтерским бегом приближался к балке, незаметно оглядывая прилегающие поля и ложбины. Изредка навстречу ему попадались подводы, на которых сидели угрюмые солдаты, закутанные в одеяла и пледы, похожие на большие платки. В подводах были мешки, ящики, стожки прошлогодней соломы. При встрече Миша глубже втягивал голову в плечи, отчего казался еще меньше и тщедушнее.
Через полчаса его догнала колонна грузовиков, кузова которых были до отказа забиты большими ящиками. Рессоры колес глубоко прогибались. Ясно, что везут нелегкий груз. Но куда? Может быть, на станцию? И Миша припустил во всю прыть. Ему хотелось не отстать от грузовиков, проследить, куда они свернут? Но машины, несмотря на кажущуюся медлительность, очень быстро взобрались на взгорок и скоро исчезли.
Когда Миша поднялся на гребень, грузовики уже перевалили за другой. В лощине Романова догнали сани, запряженные парой битюгов. От лошадей валил пар, с губ летели густые ошметки пены. В санях сидели двое здоровых мужиков. У одного на рукаве синего пальто белела повязка полицейского. Осадив лошадей, полицай спросил:
— Куда торопишься, цыганенок?
— В Майоровский, — остановился Миша, пропуская сани.
— А бумага на передвижение у тебя имеется?
— Нет, — тихо и жалостливо проговорил Романов. — Мне господин Бойко разрешил… Я к старосте…
— К Захарову? — уточнил полицейский. — Тогда садись, подвезем. Мы, кстати, тоже к Фокичу.
— Да я так дойду, — попытался отказаться от назойливого полицейского пионер.
— Не дойдешь, — проворчал второй седок. — У Терновой балки все равно завернут. Садись.
Мише ничего не оставалось, как воспользоваться настойчивым приглашением мужчин. Он сел между ними, отвернувшись от встречного ветра, и, лихорадочно обдумывая ответы, приготовился к вопросам. Но. полицейский, от которого сильно разило самогоном, молча кинул на ботинки мальчика кусок старой попоны и, обращаясь к вознице, продолжал прерванный рассказ о вчерашней гулянке. Прикрыв ноги и плотнее привалясь к охапке сена, Миша думал о том, что он при встрече скажет Ивану Фокичу Захарову. А что старостой стал именно он, Романов узнал еще в октябре. Выходит, прав был Сергей Иванович, называя своего помощника недобитой контрой. Но, с другой стороны, пака что ведет себя вполне лояльно, и потому партизаны его не трогают.