Уже тарахтели по дороге подводы, развернутые в степь. Только там, впереди, еще раздалось несколько одиночных выстрелов. Крики солдат о пощаде перекрывали радостные возгласы. К Мише подбежал Баннов. Его бледное лицо сияло счастьем. Он уже успел повесить на шею два трофейных автомата.
— Здорово, Зиновий! — кричал сзади Паршиков.
— Здорово, Тит!
На горячем жеребце к ним подскакал Ломакин.
Берем две подводы — муку и мясо, — коротко бросил он на ходу партизанам. — Остальное поджечь! Оружие не оставляйте.
Мише казалось, что бой длился не меньше часа. Но когда они отъехали от разгромленного обоза, Пимен сказал, что ребята молодцы — управились за двадцать минут.
По полю разносился запах горелого мяса и хлеба. Огромными кострами пылали подводы с сеном. Испуганные лошади, разбрасывая в разные стороны ошметки вязкого снега и хлопья пены, выкатив оловянные глаза, носились по целине.
— Жалко животину, — сокрушенно сказал Ломакин. — Пропадет ни за грош… Миша! Вася! — позвал он. — Загоните косяк на дорогу. Может, добредут до хутора, а там, глядишь, казаки припрячут…
— Да ну их — коней, — поторопил Ломакина Паршиков. — Надо подальше уходить.
Василий и Миша, размахивая постромками И покрикивая, сгоняли лошадей со снежной целины на дорогу.
— Не задерживайтесь! — торопил их Ломакин. — В случае чего, держите куре на Киселевку…
Пока Баннов с Романовым подгоняли косяк к грейдерной дороге, отряд успел отъехать далеко. Первым забил тревогу Василий. Он крикнул:
— Кончай, Мишка! Поехали.
— Ты догоняй, я сейчас.
Он заметил, что многие лошади жмутся к высокому битюгу, а тот озверело крутит головой и норовит снова удрать в степь. В конце концов можно бросить косяк и поехать вслед за своими. Но Мише казалось, что он закончил единоборство с упрямым жеребцом и тот галопом поведет лошадей по дороге. Однако битюг тревожно ржал и отбивался от тянувшихся к нему кобылиц.
Увлекшись погоней за упрямым конем, Миша не заметил, как на бугре появился мотоцикл с коляской. Он ехал с той стороны, где партизаны совершили дерзкое нападение, и водитель не мог не видеть остатков разгромленного обоза. Озираясь по сторонам, мотоциклист гнал машину на бешеной скорости.
Миша едва успел припасть к гриве своего жеребца, когда кони дружной лавиной рванулись обгонять мотоцикл. Немец нервозно кричал: «Хальт!», сигналил, прибавлял газ, но косяк не уходил с дороги. И конь Романова, подхваченный рывком, не желал отбиваться от табуна. Миша понимал, что дальнейшая скачка может привести его прямо к контрольно-пропускному пункту.
«Вот теперь нужно повернуть коней в степь, — думал юный разведчик. — Но как это сделать?» Оголтело летящие лошади казались неуправляемыми. «Во что бы то ни стало я должен вырваться вперед, тогда табун пойдет за моим серым», — принял решение Миша. Нахлестывая жеребца, он с радостью заметил, как тот медленно, но уверенно обходит лошадей одну за другой. Наконец серый вырвался вперед буквально на метр-другой, но этого оказалось достаточно, чтобы он, перепрыгнув через кювет, увлек за собой весь косяк.
Мотоциклист, не сбавлявший скорость, заметил это, когда переднее колесо машины уже повисло над глубоким кюветом. И тотчас в грохоте копыт, в храпе и ржании за спиной Миши потонул короткий, как выстрел, крик водителя. В первое мгновение Миша ничего не понял. «Неужели увидел меня?» — сверкнула мысль. Оглянулся, не поднимая головы: дороги не видно за оскаленными мордами коней. Не слышно и тарахтения. И тут догадка осенила его: мотоциклист врезался в кювет. Появилось — неотвратимое желание проверить догадку. «Хорошо, если фриц окочурился, а если чуть покалечился…» И все-таки мальчише-ское желание убедиться в догадке своими глазами взяло верх над рассудочностью, и Миша стал тянуть изо всей силы удила, заставляя коня остановиться. Но это удалось сделать Мише только перед самым плетнем чьей-то левады. Косяк прискакал к незнакомому хутору, а может, станице. Такой поворот совершенно не входил в расчеты Романова, и он теперь быстро обдумывал план исчезновения.
— Эй, парень! — осторожно и негромко окликнул Мишу из-за плетня седобородый казак, бросив колун возле дубовой коряги. — Откуда эти кони?
— Не знаю, — натянул поводья мальчик, готовый в любую секунду пустить своего. серого в галоп. — Должно, ничейные.
Старик глянул на лошадей и перекрестился.
— Какие к шуту — ничейные. — Вот битюги румынские. Тавро видишь на крупе? И на твоем сером тавро. Ты чей будешь? Что-то я тебя не признаю.
— Я ничейный. Беспризорный, — легко соврал Миша, спрыгивая с лошади. — Иду с самого Абганерово.