Когда обоз удалился настолько, что его скрип и топот коней стали почти неслышны, Хорошунов вытер рукавом фуфайки пот со лба и сказал:
— А собака-то была наша.
Партизаны улыбнулись, а Миша спросил:
— По-русски гавкнула?
— Точно, — развеселился комиссар.
В том месте, где займище расступилось перед огромным пойменным лугом, партизаны вновь услышали голоса. Это еще одна команда фуражиров грузила сено. Хорошунов укоризненно глянул на Мишу, как бы говоря: понял, парень, почему я не приказал напасть?
Они обогнули луг и вышли к колхозной плантации. Грядки были засыпаны снегом. Кое-где сиротливо торчали колья, перекладины, куски труб недавней оросительной установки. К замершему пруду прижался небольшой деревянный сарайчик — сторожка или помещение для мотора. Осторожно подошли к сараю. Пусто, тихо, мертво.
— В случае чего, — предупредил Хорошунов, — отходимсюда.
На этом месте, где днем стояли автомашины передвижной радиостанции, ничего не было. Только свежие рубчатые следы скатов говорили, что машины ушли не так давно.
— Да, не повезло, — пощипывая светлую бородку, огорчился Хорошунов. — Но почему они так скоро уехали? — обратился он с вопросом скорее к себе, чем к окружившим его.
— Если разрешите, я узнаю, — предложил Миша.
Он хорошо запомнил сарай, возле которого несколько минут проговорил со старым казаком.
— У меня тут один знакомый живет. Недалеко.
— Хорошо, — согласился комиссар. — Но мы пойдем с тобой… На всякий случай.
Старик не очень удивился, увидев на крыльце своего дома мальчишку, который днем подарил ему коня.
— Не прошел, стало быть, — говорил хозяин, прЪвожая его в хату. — Иди смелее, немцев у меня нет. Старуха хворает. Фельдшер определил — тиф. Они как от чумы от моего куреня шарахаются.
— Спасибо, дедушка. Некогда мне. Я только хочу спросить у вас, куда подевались немецкие машины, что стояли во дворах и на улицах?
— Будто не догадываешься, внучек. Срочно двинулись на Сталинград. Я же тебе говорил, что там дюже здорово жареным запахло. Вот они и кинулись туда. Давеча, когда ты ушел, немцы допрос нам учинили: не видел ли кто, как ихний пьяный мотоциклист разбился?
— А точно, что он пьяный? — засиял от удовольствия Миша.
— Посуди сам, для чего тверезому на полном ходу с дороги в кювет свертывать?.. Ну, будешь ужинать?
— Спасибо. Пойду.
— В ночь-то?
— А мне что ночь, что день. Ночь даже лучше.
— Ну, ступай с богом. Только от сельсовета подальше держись. Там теперь румыны штаб обосновали. Не знаю, какие они вояки, но мародеры не хуже немчуры.
Миша вышел во двор, глянул из-за плетня на улицу. На ней было тихо и пусто. Огней в домах не видно. Лишь в центре возле старинных особняков, освещенных уличными фонарями, размеренно прохаживались часовые. Иногда они останавливались, что-то говорили друг другу и расходились.
У Миши созрел дерзкий план нападения на штаб.
Бегом он пересек двор, пробрался через густые цепкие кусты боярышника и терновника и очутился в лощине. Мяукнул кошкой, и тотчас ему отоввались справа. Он передал комиссару разговор с дедом и спросил, нельзя ли устроить фашистам тарарам.
— В штабе может быть рация, — заду(мался Иван Федотович. — И если, как ты говоришь, охрана небольшая, стоит рискнуть.
Все поддержали намерение комиссара. Всем хотелось хоть чем-то помочь родной армии скорее уничтожить врага.
В здании сельсовета светилось одно окно на первом этаже. Хорошунов зорким глазом заметил на его фоне черную свисающую полоску. «Провод», — догадался комиссар. Антенну отсюда не видно, но ему казалось, что она есть.
— Ты, Миша, останешься здесь, — приказал Иван Федотович. — В случае чего будешь прикрывать нас. — И, видя, что Романов без энтузиазма встретил распоряжение, добавил: — Глаз у тебя снайперский.
Двоих Хорошунов выдвинул вперед, к стоящей возле крыльца автомашине. Один взял на мушку освещенное окно, а с остальными комиссар решил проникнуть в дом и вынести, если удастся, рацию.
Как только часовые скрылись за домом, Хорошунов выскочил из-за сарая к автомашине. За ним бесшумно проскользнули остальные. Там они затаились: за штакетником замаячила фигура часового. Прошло минут пять, пока солдаты снова не скрылись в затишке. Этой паузы хватило, чтобы Иван Федотович в два прыжка очутился на крыльце и юркнул в приоткрытую дверь. Все-таки, наверное, солдаты услышали какой-то шорох. Они подошли к двери, широко открыли ее и заглянули в темный коридор. Потом обошлщдом, и один из них, задрав голову вверх, позвал: