Не запертая изнутри дверь распахнулась легко и широко. Тотчас кинжальный луч карманного фонарика прорезал комнату и остановился на трех кроватях, составленных почти впритык справа от стола. «Блюстители порядка» оказались, на счастье, дома. Они были уверены, что немцы давно нашли партизан и им нечего опасаться. Обрадованный такой удачей, Хорошунов крикнул:
— Партизаны!
Ему очень хотелось, чтобы кто-то из полицаев успел выстрелить в темноту, в кричащего.
Тогда у него было бы полное основание расстрелять этих предателей на месте. Двое вскочили, но, ослепленные лучами фонариков, даже не сделали попытки потянуться за винтовками. Третий приподнял тяжелую голову и тут же уронил ее на подушку, зло бормоча:
— Доиграетесь, сучьи дети.
— Встать, сволочь! — взъярился Хорошунов, шагая к кровати с пистолетом в руке. Почуяв, что его не разыгрывают, а действительно в доме командует кто-то посторонний, может быть, партизаны, третий поднялся с постели и, защищая глаза от света одной рукой, другой что-то искал за спиной. Это движение не скрылось от зоркого глаза комиссара. Он был вправе выстрелить первым. И он использовал это право. Полицейский, не убирая руки от глаз, запрокинулся навзничь. Из-под его черного френча зловеще сверкнуло дуло карабина.
— В самый раз ты его, Иван, а то уЬк я хотел, — сказал кто-то за спиной Хорошунова. Два других полицая бухнулись на колени и начали слезно молить партизан не расстреливать их, потому что они не добровольно пошли в услужение к немцам, а только из-за боязни подохнуть в лагере военнопленных.
Кто-то зажег лампу на столе, и в это же время Хлопотько ввел человека в нательной рубашке, черных галифе и добротных сапогах. Держа руки за спиной, человек представился:
— Здешний староста. Избран всенародно.
— Проверим, — пообещал ему Хорошунов и спросил: — А эти паразиты?
— Пришли вместе с оккупантами.
— Лютовали?
— Да ведь приказ, — неопределенно пожал плечами староста.
— Что «приказ»?! — взвыл один из полицаев. — А ты, гнида, не исполнял приказов коменданта?
— Ясно, — подвел итог перебранки Хорошунов. — Соберем народ. Он решит вашу судьбу.
— Идут! — крикнул из-за двери Миша и, исчезнув в темноте, кого-то позвал: — Быстрее, товарищи!
В комнату входили старики и старухи, женщины и подростки. Они от души жали руки партизанам и благодарили их. Когда собралось человек двадцать, комиссар сказал:
— Дорогие товарищи! Мы — советские партизаны. Собрали вас для того, чтобы сказать вам, что Советская власть существует и что никакая фашистская сволочь не в силах одолеть ее! Верьте, товарищи, что скоро придет конец всем нашим мучениям. И порукой тому начало наступления Красной Армии под Сталинградом!
Он видел, что на просветлевших лицах собравшихся блестели слезы. Это были слезы радости, слезы надежды и веры. Старые неистово крестились, вознося хвалу богу, молодые задорно толкались и, не опасаясь последствий, прокричали «ура».
— Товарищи! Вы должны еще активнее бороться с врагом, помогать Красной. Армии скорее приблизить нашу победу. Наше сообщение вы должны передать всем, кому можно. Пусть советские люди знают правду! А теперь вы должны решить, как нам поступить с этими прихвостнями оккупантов? Не бойтесь, говорите все, что знаете, что думаете.
— Да что гутарить, — со злостью бросил старик, стоящий возле плиты. — Точнее трго слова, которое ты сказал про них, и не найдешь.
— Верно!
— Гады!
— Продажные шкуры!
— Моего. Гриньку за пачку сигарет…
— А. Любашку… так изуродовали — не узнать.
Гудела возмущенная стена, а трое затравленными волками жались к столу, боясь, что кто-то сейчас бросится на них и растерзает.
— И староста? — уточнил Хорошунов.
— Он-то у них главная овчарка, даром что местный.
— Ясно! — сурово произнес комиссар. — Защитники есть? Нет. Подсудимым последнее слово дадим?
— Нет, — единодушно высказался сход.
— Садись, Василь, — попросил Хорошунов одного партизана. — Пиши приговор. Именем Российской Федерации и Центрального штаба партизанского движения на Сталинградском фронте чрезвычайная тройка в составе меня, тебя и кого-то из вас, товарищи… Вот вас, отец, — обратился к тому, кто стоял возле плиты, грея сухие, озябшие руки. — Так. И товарища Кленова, рассмотрев в открытом заседании дело об. изменниках Родины и врагах советского народа….
— Машина! — крикнули в это время с улицы.
Народ шарахнулся к двери, тут же создав пробку в проходе.