В кумирне этой расположился взвод бойцов Красной армии. Здесь же от дождя укрылась группа девушек-санитарок. У Чжи пришлось слышать немало вздорных вымыслов о девушках из Красной армии. Конечно, он не верил этим вымыслам, но все же было интересно посмотреть на них своими глазами. Оказалось, что это простые, молодые и жизнерадостные девушки. Как и остальные бойцы, они были в обмотках и фуражках с пятиконечными звездочками, но, кроме обычного военного снаряжения, они носили санитарные сумки и повязки Красного Креста. Когда У Чжи с Цзинь-хуа вошли в кумирню, несколько девушек плясали и пели. Они сразу окружили Цзинь-хуа, называя ее сяогуем[26], и затормошили девочку.
— Сяогуй, спой нам!
— А если не умеешь петь, то станцуй!
— Разве я могу так хорошо петь, как вы! — смущенная их вниманием, отказывалась Цзинь-хуа. Но девочку уговорили, и в кумирне зазвучал ее звонкий голосок:
Когда она закончила песню, дождь уже стих, и девушки торопливо покинули кумирню. Направился было к выходу и У Чжи, но Цзинь-хуа остановила его. Потом подошла к одному из красноармейцев и сказала:
— Сяо Чжан, разреши тебя побеспокоить! Ты не мог бы дать этому товарищу свою доули?
Боец снял с гвоздя новую доули и подал ее У Чжи.
— А что останется тебе, если я возьму ее? — попытался отказаться У Чжи..
— Бери, бери, не стесняйся!
У Чжи наклонился к Цзинь-хуа и зашептал:
— Сколько стоит такая шляпа? Я оставлю ему деньги, чтобы он купил себе новую, а то мне как-то неловко!
— Ты забываешь, что находишься в советском районе, — также шепотом ответила ему Цзинь-хуа.
Видимо, боец догадался, о чем они шепчутся, и с улыбкой сказал:
— Товарищ, возьми эту шляпу, мы их сами плетем. В горах достаточно бамбука, и каждый из нас умеет их делать. Мы даже обувь себе делаем, и это нам не стоит ни гроша!
Цзинь-хуа попросила у бойцов еще две пары самодельных башмаков на кожаной подошве с шипами («копыт», как их здесь называли) для хождения по горам.
Спустившись с горы, У Чжи и Цзинь-хуа подошли к деревне Хэтаошу. Наступили сумерки. Путники отыскали дом для приезжих, и У Чжи предложил девочке заночевать здесь, а утром возвратиться домой, но Цзинь-хуа отказалась:
— Нельзя, у меня завтра с утра много дел!
— Но как же ты сейчас пойдешь? Уже темно, а идти далеко!
— Гм! Чего мне бояться! — Лицо девочки осветилось улыбкой.
— Ты же можешь заблудиться.
— Да я эту дорогу наизусть знаю, могу пройти даже с закрытыми глазами! — Она взяла у него «копыта» и, не оборачиваясь, нырнула в темноту.
У Чжи, конечно, не сомневался в правдивости ее слов, но они его мало успокоили. Он оставил корзину и побежал за девочкой. Проводить ее далеко он, естественно, не мог, но хотя бы немного…
Когда они подошли к горной дороге, стало совсем темно. Ветер разогнал тучи, в черной бездне неба засверкали бесчисленные звезды и повисла кривая луна, залив землю нежным бледным светом, ветви деревьев и листья под тихими порывами ветра купались в серебристой лунной реке и переливались мириадами бликов, так что казалось, будто на склоне горы дрожат тысячи мелких зеркал.
У Чжи взволнованно пожал девочке руку:
— Спасибо тебе, Цзинь-хуа. Извини, что я не могу проводить тебя дальше!
— Ничего, я дойду быстро и к первым петухам буду уже дома, ты не волнуйся! — И она стала быстро взбираться в гору. Скоро ее маленькая фигурка исчезла в таинственном мраке леса.
У Чжи медленно шел обратно и думал: «Да, советский район от гоминдановских отличается, как небо от земли!» Он был в сильном возбуждении от всего виденного за день и долго еще не мог успокоиться.
Глава 8
ЕГО ЗНАЮТ ДАЖЕ ДЕТИ
Из Хэтаошу в Цинцаопин вело широкое ровное шоссе, по которому в обе стороны двигалось много прохожих: красноармейцев, ганьбу[28], крестьян. Во всех придорожных деревнях на стенах домов виднелись свежие лозунги и плакаты, на полях по обеим сторонам шоссе работали крестьяне: пололи, удобряли землю, поливали рис. Дети шли в школу с ранцами за спиной и с веселыми песнями. Эта мирная, наполненная деятельным оживлением картина составляла резкий контраст с тем, что У Чжи видел всего лишь несколько дней назад в полных горечи и страданий деревнях гоминдановских районов.
28