— Что пользы от того, что ты убила бы этого Скорохода? Останутся другие!
Сян-цзы тяжело вздохнула и ничего не сказала. У Чжи хотелось продолжить разговор с ней, но он молчал, опасаясь выдать себя. Его раздумья прервал скрип двери, в комнату вошла Дурочка с большой стрекозой в руках. Сян-цзы торопливо смахнула слезы, а Дурочка хихикнула:
— Сестрица, я всюду тебя искала, а ты вон где… с гостем разговариваешь!
Сян-цзы ничего не сказала, только нахмурилась. Дурочка повертела головой, обшаривая взглядом комнату, затем уставилась на У Чжи и с самым наивным видом спросила:
— Что случилось? Вы поссорились?
— Не болтай глупостей! — сверкнула глазами Сян-цзы.
— Хи-хи! Если не поссорились, то почему ты плачешь?
— Я не плачу!
— Хи-хи, я все вижу! — Дурочка радостно захлопала в ладоши. Внезапно она подбежала к Сян-цзы и, не отрывая взгляда от лица У Чжи, зашептала что-то ей на ухо.
У Сян-цзы лицо мгновенно залилось краской, и она с виноватым видом сказала У Чжи:
— Что ее слушать? Ведь она дурочка!
— Что? Я дурочка? Вот уж нет! Господин У, она…
Но Сян-цзы зажала ей рот рукой и стала уговаривать:
— Сестрица, конечно, ты не дурочка. Давай поиграем вместе, я начищу тебе грецких орехов! — и она вытолкала упирающуюся Дурочку за дверь.
У Чжи слышал, как та со смехом кричала:
— Нет, нет, ты лучше нарви мне цветов! А не нарвешь, я скажу ему!
— Ладно, нарву, нарву! — обещала ей Сян-цзы.
Вскоре шум их шагов стих.
Эта небольшая комическая сценка посеяла в душе У Чжи сомнение и заставила призадуматься. Неужели Сян-цзы раскрыла Дурочке свои сердечные тайны и теперь побаивается ее? Может быть, действительно бедная девушка питает к нему какое-то чувство?
При этой мысли сердце У Чжи забилось учащенно, и он почувствовал, как щеки его заливает краска. Какое счастье, что в комнате больше никого нет!
Но он тут же взял себя в руки и не дал своим мыслям зайти слишком далеко. Дурочка в конце концов действительно дура, и ей ничего не стоит брякнуть что угодно и переиначить любое слово. А тут такая тема! И вообще о каких чувствах сейчас можно говорить? Просто обычное девичье любопытство. Кроме того, его и Сян-цзы слишком многое разделяет: среда, мировоззрение.
Он, коммунист, военный, находится в самом логове врага. Разве может он в таком положении осложнять дело любовью?
А она? Хоть и происходит из бедной крестьянской семьи, а все-таки близкая родственница Чэнь Гуй-шэня! К тому же он живет в семье этого бандита и должен проверять каждый свой шаг, чтобы не вызвать у него подозрений.
Сюй И-синь вышел за ворота дома Чэнь Гуй-шэня и неторопливо пошел по деревне, красиво раскинувшейся на склоне горы. Окрестные поля были усеяны цветами, и от напоенного их ароматом воздуха с непривычки кружилась голова. На склонах горы росли каштаны, орех, хурма, японская мушмула, чайное дерево. У подножия горы виднелись заросли бамбука, а еще дальше в гору возвышались сосны.
«Места богатые, прожить здесь легко!» — подумал Сюй И-синь. Но уже в первых крестьянских домах он отказался от этой мысли. Все дома похожи один на другой — небольшие хижины из бамбука. Крестьяне одеты в страшное рванье. Зато в каждом доме имелась каменная божница с двумя выцветшими красными таблицами: одной табличкой — с именем предков и другой — с названиями конфуцианских предметов поклонения: небо, земля, император, родственники, наставник.
Из разговоров с крестьянами И-синю удалось узнать, что они больше всего боятся бандитов и миньтуаней. Свое отношение к Чэнь Гуй-шэню они высказывали довольно сдержанно. Некоторые все же хвалили его за «человечность и справедливость», ибо, как говорили, он защищал односельчан от бандитов.
«Просто он поступает, как тот заяц, который не ест траву у своей норы», — подумал Сюй И-синь.
Когда заходил разговор о Красной армии, некоторые крестьяне рассказывали кое-какие небылицы, но большинство предпочитало молчать.
Побывав домах в девяти и нигде ничего толком не разузнав, Сюй И-синь медленно вышел за деревню. Вокруг рос молодой бамбук. Кругом стояла мертвая тишина. Он шел через молодую рощицу и думал о своих разговорах с крестьянами. Все они держались очень церемонно и долго думали, прежде чем ответить на каждый его вопрос. Удивляться нечему — он для них не больше как случайный встречный, к тому же живущий в доме Чэнь Гуй-шэня. Они и знают о нем только то, что он ординарец гоминдановского офицера. Разве можно раскрыть свою душу такому человеку? И сам он также не может довериться первому встречному. Сначала следует прощупать почву. Получается что-то вроде заколдованного круга. В советском районе такие проблемы перед ним никогда не вставали. Там все единомышленники и можно с каждым, не стесняясь, разговаривать о чем угодно. А здесь обстановка совершенно иная: и крестьяне не догадываются, зачем он сюда прибыл, и он сам не знает их мыслей. Как же ему преодолеть эту отчужденность?