«Боги Латвии»
— А ну-ка, примерьте!
Костя поставил перед опешившим партизанским врачом Иваном Егоровым пару кирзовых сапог.
— Почти новые! Да еще теплые портянки! Костя, я твой должник до гробовой доски!
— Интеллигенция! На войну — в лакированных штиблетах!
Костя повернулся и направился к костру, напевая любимую песню про своего тезку, который привозил в Одессу шаланды, полные кефали.
«Интересно, где он смог добыть такое сокровище?» — Егоров с наслаждением наматывал байковую портянку на намерзшиеся ноги. Он был растроган заботой товарища: этот весельчак и балагур оказался еще и очень внимательным человеком.
Почти никто в бригаде не знал, чем занимается неразлучная четверка недавно прибывших ребят. Вместе со всеми они делили тяготы лесной жизни, спали на снегу, отбивались от карателей, уходили с базы на сутки, на двое. Старший из них, темноволосый, всегда подтянутый и чисто выбритый, Саша обучал бойцов владеть трофейным оружием, распознавать рода войск противника. Товарищи чем-то были похожи на него — такие же собранные, немногословные.
А между тем разведчики напряженно работали.
Вот уже несколько дней Морскому не дает покоя одна мысль. В двадцати километрах от лагеря, на хуторе Дравниеки, живет богатый хозяин, агроном Рудзитыс. В его доме часто бывает высокопоставленное немецкое начальство. Говорят, однако, агроном не очень жалует гостей. Проникнуть к нему, склонить на свою сторону — каким богатым источником информации могло бы послужить это знакомство!
Морской совещается с комиссаром бригады Блюмом. И вот созрел план.
…В полдень в дом агронома Рудзитыса вошли два элегантно одетых мужчины. Хозяин встретил их насторожено — времена были смутные и доверять случайным гостям не приходилось. Но непродолжительная беседа развеяла подозрения Рудзитыса. «Мой друг — эстонец, — заметил один из гостей, — в наших краях недавно. Он, можно сказать, ваш коллега, много наслышан о вас и хотел бы засвидетельствовать вам свое почтение и, если не возражаете, познакомиться с вашим хозяйством». Агроном был польщен, пригласил гостей к столу. А прощаясь, вежливо просил заглядывать еще. Элегантный эстонец понравился и молодой хозяйке, которая поддержала мужа. Должно быть, в благодарность за изысканные комплименты она с чувством пожала милому собеседнику руку, унизанную перстнями.
«Однако, как его передернуло, когда я заговорил с ним по-немецки. Это чего-нибудь да значит», — думал Морской, вспоминая о своем «визите» к агроному.
Последующие встречи еще больше укрепили Морского в предположении, что Рудзитыс настроен к немцам враждебно. Теперь оставалось лишь вызвать его на откровенный разговор. Ждать случая? Надо было срочно добыть сведения о крупном аэродроме в Гульбене. Найти путь к танкоремонтным мастерским, этому заводу на колесах, который, как правило, располагался в местах сосредоточения крупных танковых частей и сейчас находился здесь, на стыке 16-й и 18-й армий группы «Север». Следя за его передвижением, можно было всегда безошибочно установить, где сжимается очередной бронированный кулак. Ждать было нельзя: Рудзитыс должен был выудить эти сведения у своих высокопоставленных гостей.
«В первую мировую немцы убили у Рудзитыса брата. С этого и начнем», — решил Морской.
Вскоре агроном побывал в гостях у начальника аэродрома. В тот же день корреспондент 23–23 передал в Центр шифровку, после которой немец нанести ответный визит уже не смог: русские бомбардировщики разбили аэродром, уничтожив 22 самолета.
Милый друг семейства, начальник танкоремонтных мастерских майор Миллер, сожалея, что вынужден покинуть гостеприимные места и отбыть в Восточную Пруссию, в город Инстенбург, обещал еженедельно писать письма и оставил новый адрес войсковой части 09266.
В марте Морской предложил Артуру Петровичу «нанять» себе еще одну горничную и отвести ей на чердаке комнатушку: хорошая девушка в хозяйстве не помешает, а он, Рудзитыс, будет иметь возможность держать непосредственную связь с Центром. В доме появилась радистка 2-го Прибалтийского фронта старший сержант Мария Махова. Днем новая горничная сопровождала хозяйку в поездках по магазинам и к знакомым, а вечером, уединившись в своей комнатушке, включала радиостанцию.
…В одном из домов того же хутора Дравниеки жил старый крестьянин Петерс Уога. Кое-кому из старожилов было известно, что еще в восемнадцатом году он воевал за Советы, отбирал землю у помещиков. При «новом порядке» Петерс жил замкнуто и нелюдимо.
Однажды утром Уога отправился задать корм скотине и наткнулся в коровнике на оборванца, который назвался военнопленным, бежавшим из лагеря, и просил на некоторое время укрыть его. Неудобное убежище выбрал этот военнопленный: ведь у Петерса шурин служил в рижском гестапо. Однако крестьянин накормил и обогрел «беднягу».