Так Морской появился в доме Петерса Уоги. Петерс помог ему. Несмотря на непримиримую вражду старик «помирился» со «своим» эсэсовцем, раздобыл у него бланки чистых документов и уговорил за вознаграждение в немецких марках помочь прописаться и устроиться на работу «одному человеку». На радостях, что родственник, наконец, пошел на мировую, шурин готов был сделать все.
Теперь можно было готовить место для приема еще одного радиста из Центра — в помощь Ивану Коледе, «рижанину». Эту операцию Морской поручил Кирьянову, который перебрался в другой партизанский отряд 2-ой бригады, расположенный в пятидесяти километрах от Мадоны, около города Лубны. Радистом в рижской группе стала старший сержант Антонина Ежкова. 18 марта Кирьянов сделал пометку в своем дневнике: «Оформил документы для легализации Ежковой». А вскоре Центр получил из Риги первую шифровку.
…Морской снова и снова перечитывал записку Кирьянова, переданную со связным:
«В двухстах метрах западнее станции Лубны выстроены три барака больших размеров и огорожены восьмью рядами колючей проволоки, усиленно охраняются.
В бараках ведется какая-то работа. В ней участвуют только солдаты и офицеры-немцы. Продукция упаковывается в двухметровые ящики и вывозится исключительно по ночам».
Надо было срочно узнать, что за «работу» проводили там немцы. Командир и его радист Георгий Борисов незаметно покинули базу и направились к Лубне.
К леснику из деревни Эргли с некоторых пор зачастили шестеро солдат из запретной зоны. Гости приносили ворованное обмундирование. Лесника не интересовало, чем солдаты занимались там, у себя в бараках. Он знал об этих людях только то, что они украинские националисты, добровольно вступили в немецкую армию, служат Гитлеру верой и правдой и люто ненавидят Советскую власть.
Сегодня лесник нервничал. А причиной всему было гестапо… Ворвались неожиданно и ошеломили вопросом: «Нам известно, что здесь бывают добровольцы из германской войсковой части 36635…» Пришлось рассказать все, как есть. Да, он скупал у солдат краденое. Но из какой они части и что эта часть делает — свидетель бог, — ничего не знал.
Гестаповцы не тронули его. Лишь велели помалкивать о том, что были.
Размышления лесника прервал стук в дверь. Это солдаты пришли с узлами: принесли, как всегда, мундиры, одеяла, плащ-палатку. Товар был ходовым, но на этот раз не радовал хозяина. Выставив солдатам водку, он молча сел в уголке.
А тем временем по улице Эргли, сопровождаемые насмешками солдат местного гарнизона, щуцманов и полицаев, пошатываясь, шли трое подвыпивших парней. Не спеша, они завернули в пустынный проулок и остановились у дома лесника.
Веселье было в самом разгаре, когда дверь распахнулась и на пороге встали трое вооруженных. Лесник в ужасе узнал вчерашних «гестаповцев».
— Руки!
Мгновение — и опешившие солдаты были разоружены.
— Костя, покарауль! А вы, — Морской повел автоматом в сторону солдат, — по одному в соседнюю комнату.
— И чтоб без шума! — Кирьянов присел на табурет и отстегнул от пояса гранату.
Допросив по очереди всех четверых, Морской сказал:
— Вы письменно признались, что крали военное имущество и сбывали леснику. Этого вашего признания, — он потряс листками, на которых еще не просохли чернила, — достаточно, чтобы немцы вас расстреляли.
Спокойно и обстоятельно Морской разъяснил солдатам, что за разглашение секретного назначения части 36635, которая проводит опыты над древесиной, добиваясь ее прочности, равной прочности стали, — этого разглашения вполне достаточно, чтобы их расстреляли трижды. Далее…
Солдаты сидели, подавленные и безмолвные.
— Однако, — невозмутимо продолжал Морской — ваше начальство может никогда не увидеть этих листков, если вы будете информировать меня о ходе эксперимента, выкрадете техническую документацию. Когда же вы доставите сюда главного инженера предприятия — как вы это сделаете, дело ваше, — можете совершенно забыть о нашей встрече.
Радиоузел 2-го Прибалтийского фронта работал круглосуточно: группа Морского выходила на связь по нескольку раз. Шифровальщики валились с ног, но медлить было нельзя, сведения поступали чрезвычайно важные.
Лушкин сообщал:
«Латвийская граница укреплена по-старому. Вдоль реки Синей противник роет окопы. Из Гульбене в Зилупе прибыл 49-й пехотный полк 28-й пехотной дивизии».