"Снаряды! - пронеслось в голове Лещевского. - Сейчас не упустить момент".
Хирург, стараясь унять дрожь в руках, достал чемоданчик.
"Только бы не вернулся шофер, только бы не вернулся шофер", - повторял он про себя.
Через несколько минут грузовики подъехали к складу и поравнялись с санитарной машиной, чихая густым черно-сизым дымом. Автомобиль Лещевского стоял справа на обочине, и теперь огромные грузовики закрывали его и от будки часового и от бараков, в которых жили охрана и солдаты, обслуживающие склад.
Лещевский осторожно переложил мину из чемодана в карман халата. Шофер первого грузовика, хлопнув дверцей, побежал к будке. Шофер второго грузовика остался в кабине. Лещевский обошел этот грузовик и, держась одной рукой за борт, встал на запасной баллон. Оглянулся. Все было безлюдно. Сзади темной лентой через поле вилась пустынная дорога в город. Лещевский осторожно отогнул брезент грузовика. Сквозь неплотно пригнанные доски ящиков поблескивали снаряды. Лещевский проворно сунул мину в один из ящиков, снова, осторожно озираясь, застегнул брезент и спрыгнул на асфальт - и как раз вовремя. Вернулся шофер первого грузовика, и машины тронулись.
Когда ворота склада закрылись за ними, Лещевский достал носовой платок и вытер мокрые, несмотря на легкий мороз, ладони...
В тот же день Лещевский, проходя мимо дежурившего около комендатуры Шерстнева, подал ему условный знак, что задание выполнено.
Казалось, все обошлось благополучно.
Однако жизнь приготовила Лещевскому еще одно неожиданное испытание.
Часовой завод мины должен был сработать через трое суток, ровно в двенадцать часов дня. В загруженный только на три четверти склад немцы срочно завозили боеприпасы, и подпольщики рассчитывали, что к моменту взрыва он будет целиком заполнен.
Именно в день взрыва Лещевского вызвал к себе дежурный врач.
- На объекте В-одиннадцать опять неприятность, - сказал он. - Так что, герр доктор, выезжайте немедленно.
Объект В-одиннадцать было зашифрованное название артиллерийского склада на Мотовилихе.
Адам Григорьевич машинально взглянул на часы.
До взрыва оставалось сорок минут. Хирург похолодел.
- Но у меня консультация, - возразил он дежурному врачу, стараясь говорить спокойно.
- Придется отложить. Травма серьезная. Пострадал офицер... Больше послать некого.
Лещевский вышел в коридор госпиталя, чувствуя, как гулко, до боли колотится сердце. Задержаться с выездом? Но это сразу навлечет подозрение. Выехать со склада до взрыва он тоже не успеет. Отбирая необходимый инструмент в чемоданчик, Адам Григорьевич то и дело бросал взгляд на часы и лихорадочно подсчитывал секунды. Пока он сядет в машину, пройдет минут пять, двадцать уйдет на дорогу. Значит, на складе он будет без десяти двенадцать? Что делать? Как поступить? Где бы задержаться по дороге?
Во дворе госпиталя ждала санитарная машина.
Шофер, скуластый парень, щурясь от солнца, светившего по-зесеннему ярко, спокойно курил самокрутку. На снегу лежали голубоватые тени.
Оглянувшись, Лещевский выронил чемоданчик. Инструменты рассыпались около заднего колеса. Адам Григорьевич поспешно присел на корточки и, собирая ножницы и хирургические щипцы, вонзил ланцет в резиновую покрышку.
Усевшись в машину, приказал шоферу:
- К Мотовилихе! Инструменты придется прокипятить на месте!
* * *
Алексей зашел в портняжную мастерскую Аниного отца. Ателье находилось на Сенной улице в центре города. Алексей и Шерстнев последнее время встречались там под видом заказчиков. У Афанасия Кузьмича насчитывалось много клиентов, дверь хлопала часто, и это было довольно удобное место явки.
Когда Алексей пришел, Афанасий Кузьмич снимал мерку с заказчика, грузного усатого человека в хромовых сапогах и брюках галифе. Завидев Алексея, отец Ани глазами указал ему на дверь в другую половину мастерской.
- Подождите там. Примерка еще не готова, - сказал Афанасий Кузьмич.
В маленькой комнатке, у стола с лоскутами, сидел Шерстнев. Они поздоровались.
Не отрывая от Алексея взгляда косоватых улыбающихся глаз, полицейский прошептал:
- Здорово, здорово, именинник.
- Именинник? - удивился вошедший.
- Конечно. Сегодня же день Алексея, божьего человека
- Не устроить ли нам по этому поводу маленькое торжество?
- А что, пожалуй.
Тимофей хитровато улыбался. Чувствовалось, что он жаждет сообщить какую-то приятную новость.
- Ладно. Выкладывай, - засмеялся Алексей. - Задерживаться тут особенно не стоит.
- Эх! - вздохнул Шерстнев. - Надо бы заставить тебя потанцевать, да место неподходящее. Так и быть - смотри.
Тимофей снял шапку, достал откуда-то из-под подкладки крохотный листок бумаги и протянул Алексею.
На листочке карандашом была выведена цифра:
0017951 - номер партийного билета чекиста Алексея Столярова.
Дело в том, что давным-давно Алексей просил Карновича связаться с Центром и передать несколько слоз:
"Коршун" жив. Ждет указаний". У местных подпольщиков рации не было: немцам удалось запеленговать ее, и она попала в руки гестапо. Поэтому подпольщики держали связь с Москвой через партизанский отряд Кузьмича, действовавший в лесах за Днепром.
Партизанский связной принес в подкладке пальто зашифрованное послание, представлявшее собой небольшую колонку цифр. С Фатеевым еще в Москве было условлено, что Центр подтвердит получение первкх сведений от группы "Ураган" номером партийного билета Столярова. И вот теперь Алексей вертел в руках крохотный листок бумаги с долгожданным ответом и всматривался в знакомые, дорогие цифры.
Он чувствовал на себе пристальный взгляд Шерстнева: тот наслаждался произведенным эффектом. Столяров не мог произнести ни слова. Горло тугой невидимой петлей сдавили спазмы. Алексей отвернулся к стене: не хотелось, чтобы Тимофей видел его заблестевшие глаза. Успокоившись, выдавил:
- Ты даже представить не можешь, какая это для меня радость.
Да, это был праздник. Пришел конец одиночеству, неизвестности. Те, кто посылал его сюда, снова с ним!
Они помогут, посоветуют, направят...
Интересно, дали ли знать домой, что он жив? Да иначе быть не может. Жена, наверное, даже всплакнула от радости.
- Но это еще не все, - проговорил Шерстнев. - Я не сказал еще самого главного...
Полицейский подошел к двери, проверил, плотно ли она закрыта.
- Карнович получил новое задание из Центра, - прошептал он.
- Из Центра?
- Да. Москва рассчитывает на тебя. И на нас, разумеется, тоже.
Алексей пододвинул табурет поближе к Шерстневу.
За дверью слышались приглушенные, невнятные голоса.
С шумом пронеслась мимо дома машина.
- Так вот, - продолжал Тимофей, выталкивая изо рта облачко табачного дыма. - Корень просил передать тебе, что Центр интересуют все планы гитлеровцев на нашем участке. Информация по всему району представляет большую ценность. Передислокация войск, переброска вооружения, расположение аэродромов и так далее...
Я думаю, не мы одни будем этим с тобой заниматься.
Но на нас возлагают особую задачу: в сорока километрах от города находится Дретуньский аэродром. Это какой-то сверхсекретный аэродром. Нужно разведать все, что там происходит. Я случайно слышал разговор жандармов, что из района этого аэродрома выселили всех гражданских на десять километров вокруг. И еще: судя по всему, где-то на востоке от города у Новых Выселок расположен какой-то штаб. Об этом Готвальд сообщил Корню через меня,
- Готвальд?
- Да.
- Вот что, - сказал Алексей. - Надо мне с ним, снова повидаться. Предупреди его.
- Постараюсь.
Столяров взглянул на ходики, мирно тикавшие на стене. Они показывали без четверти одиннадцать.
Пора было расходиться. После взрыва наверняка устроят облаву, и надо заблаговременно выбраться за городскую черту. Первым из мастерской вышел Шерстнев.