Он обнял Шерстнева, они уговорились о новых явках — все старые связи были потеряны.
Тимофей пожал руку Готвальду и двум проводникам. На прощание предупредил:
— Имейте в виду, километрах в десяти отсюда человек десять полиции. Осторожней. — И шепнул Алексею: — Завидую… Хотелось бы быть с вами.
Алексей махнул рукой.
Потерпи. До встречи…
Готвальд, Алексей и двое проводников вышли на улицу. Стояла темная ночь. Проводники, хорошо знавшие дорогу, уверенно шли по лесу.
Сразу после ухода из Красновидова Алексей в партизанском отряде спросил об Ане. С тех пор как подпольщики помогли переправиться девушке в лес, он ни разу ее не видел. Только слышал, что ее назначили разведчицей-наблюдателем.
Командир отряда огорошил Алексея неприятной новостью: оказалось, что вот уже две недели Аня тяжело больна, партизанский врач установил воспаление легких. Девушку отправил в деревню — отлежаться.
— Куда же? — стараясь скрыть охватившее его волнение, спросил Алексей.
— Она в селе Мыздра, у своей тетки, — ответили ему.
— Мыздра? Где это? Далеко?
— Километров девяносто отсюда.
Заметив озабоченно сдвинутые брови Алексея, командир отряда осведомился:
— Она что, родственница вам?
Алексей проговорил после паузы:
— Нет, больше чем родственница: она спасла мне жизнь.
— Мгм… Вот оно что…
Скобцев задумался.
— Вы не волнуйтесь, она там в безопасности, — добавил он, помолчав. Село глухое. Немцев и полиции поблизости нет. Тетка ухаживает за ней преданно.
А ей нужна забота. Воспаление легких — не шутка. Мы стараемся, чтобы они не нуждались. Отправляем им продукты, трофейные медикаменты. Наши ребята у немцев всем разживаются: и консервами, и лекарствами, и шнапс достают.
Алексей улыбнулся и присел за стол, сколоченный из неструганых досок, взъерошил волосы.
— Да, твои ребята не промах! Немецкие склады трещат. — Он тоже помолчал. — Хотелось бы мне по)видать Аню.
Скобцев прищурил свои и без того узкие, глубоко посаженные глаза.
— Повидать? Поправится — повидаешь. И идти в Мыздру далеко. Дорог по болотам ты не знаешь. Одному не добраться, а провожатых дать тебе не могу. Каждый человек у меня на счету.
— Говоришь ты верно. Возразить тебе трудно. Но… как бы тебе это объяснить. В общем, тут особый случай.
— Догадываюсь. Девчонка она ничего. Хорошенькая. Да и ты мужик видный. Дело естественное.
Алексей не поддержал шутки.
— Нет, прозорливец, я вижу, ты неважный. Не угадал, я говорю же: эта девчонка спасла мне жизнь. Не будь ее, не сидел бы я сейчас здесь. Аня для меня словно родная дочь. А что касается риска, то когда она меня прятала у себя дома, и везла в больницу, и навещала там, то гораздо больше рисковала. В городе шпиков больше, чем в Мыздре. Теперь, когда она хворает, я должен ей помочь, а если ей ничего не нужно — просто повидать.
Скобцев поскреб гладко выбритый подбородок и засмеялся.
— Ну ладно уж, ты мне не рассказывай. Я сам человек. Наверное, уж забрала за сердце. Греха тут нет…
— Тут не о грехе идет речь, — перебил его Столяров, — а о человеке. Да еще каком человеке!
Скобцев стал серьезным. Боец она настоящий. Хоть и недолго пробыла в отряде, но ее все полюбили. Смелая она, всем на удивление, и очень исполнительная.
Ведь простудилась она, выполняя задание… Тут кругом болота. Да и речки пришлось вброд сколько раз переходить. Несколько часов в мокрой одежде — что ж удивительного, что воспаление легких…
Скобцев помолчал, думая о чем-то своем.
— Ну так что ж? — прервал затянувшуюся паузу Алексей. — Лошадей и двух ребят-проводников дашь?
Командир засмеялся.
— Что мне с тобой делать? Ладно! Бери лошадей.
Ишь какой упрямый. Заладил свое — тебя не переспоришь… Кстати, захватите продукты да спирту для компрессов. От всех привет передашь. Скажи — мы ее ждем обратно. И Марфе Семеновне — ее тетке — поклонись.
Она немало нам помогает. Достойная женщина.
До Мыздры Алексей и его проводники добрались без всяких происшествий. В лесу никого не встретили, и на дорогах будто все вымерло. Ночь видалась светлая, и сквозь деревья косо сквозили голубоватые лучи месяца.
Село стояло у опушки леса. Партизаны помогли Алексею отыскать избу Аниной тетки.
Сдерживая волнение, Алексей постучал в окно. Послышалось шлепанье босых ног по полу. Скрипнула дверь, и женский голос спросил тревожно:
— Кто там?
— Свои, — ответил один из проводников. — Привет от Кузьмича.
Загремела щеколда, дверь распахнулась, и в темном проеме Алексей увидел невысокую женщину в телогрейке и торопливо наброшенном на голову белом платке.
— Марфа Семеновна? — спросил Алексей.
Женщина кивнула головой. Казалось, что ее нисколько не испугал этот стук в окно. Видимо, ночные гости из леса наведывались часто.
— Мы к Ане. Как ее здоровье? — шепотом сказал Алексей. — Мы пришли ее проведать и кое-что привезли.
Хозяйка провела Алексея в избу. Его спутники остались с лошадьми.
— Что Аня? Как она? — продолжал расспрашивать Алексей Марфу Семеновну.
Они вошли в комнату, хозяйка зажгла коптилку.
И прежде чем Марфа Семеновна успела ответить, Алексей услышал из-за перегородки Анин голос:
— Тетя, кто там?
— К тебе гости, Аннушка!
Алексей отбросил ситцевые занавески. Он не мог в темноте рассмотреть лица Ани, видел только, что она приподнялась на локте. Глаза ее лихорадочно блестели.
— Кто вы?
— Аня! Ты не узнала меня? — Алексей в растерянности стоял, не зная, подойти поближе или остаться на месте.
— Нет, не может быть! — чуть не вскрикнула Аня. — Алексей Петрович? Вы? Просто не верится, как вы здесь оказались! — Она потянулась к нему, удивленная и счастливая. — Не могу поверить…
— Аня!
— Алексей Петрович! — снова вскрикнула она и засмеялась. — Чего же вы стоите, проходите! Нет, подождите, я хоть причешусь… Да где же гребенка? Ну да неважно. Проходите. Тетя Марфуша, дайте сюда коптилку!
Мерцающий огонек осветил немолодое лицо Марфы Семеновны — доброе, усталое, чуточку удивленное.
Алексей подошел к Ане, она смущенно поцеловала его в щеку и откинулась на подушку. Она глядела на него и без конца повторяла его имя, смеялась, смеялась, счастливая, и он улыбался, смотрел на ее раскрасневшееся, радостное лицо.
Марфа Семеновна поставила коптилку на табуретку.
Алексей принес со двора и разложил на столе свертки с сахаром и банки с консервами, пакет с разными лекарствами, бутылку спирта.
— Что вы, что вы! — запротестовала Аня. — Нам ничего не надо. Я все боюсь, что вы мне приснились.
Вот проснусь — и вас нет.
— Как ты себя чувствуешь? — уже в который раз спрашивал Алексей, и Аня все не отвечала на вопрос, а только завороженно смотрела на него.
…Сколько они проговорили, Алексей не помнил.
Марфа Семеновна хлопотала на кухне, несколько раз приглашала Алексея "покушать на дорожку", но Алексей все отмахивался, торопясь в подробностях рассказать Ане, что с ним произошло за время их разлуки.
О Лещевском он умолчал, чтобы не расстраивать больную.
Наконец Марфа Семеновна собрала гостей вокруг стола.
За полчаса до рассвета Алексей, поднявшись, сказал:
— Ну, нам пора. Скоро утро. Выздоравливай.
На прощание он поцеловал девушку в лоб, стараясь не видеть, как дрожат се губы…
— Ну, Аня, не надо. Ты же солдат.
— Не буду, не буду, — прошептала она, сдерживая всхлипывания.
Такой она ему и запомнилась: в простенькой ночной рубашке, со спутанными светлыми волосами, с глазами, полными слез, с обметанными, потрескавшимися губами, готовой вот-вот расплакаться.
3. Задание центра
Шла осень 1942 года. Петр Кузьмич позвал Алексея в свою землянку и протянул ему листок бумаги.
— Тебе, из Москвы…
Алексей торопливо скользнул взглядом по строчкам.