Похоже, здесь был когда-то чулан для хранения хозяйственного инвентаря. Тем не менее, места хватило, чтобы вместить конторский стол, сейф и пару стульев. За столом сидел сам товарищ Кедров.
– Садитесь, Владимир Иванович, – кивнул начальник отдела на один из стульев.
Мой сопровождающий сел на второй, не спрашивая разрешения.
– Что скажете, товарищ Аксенов?
Кедров пододвинул ко мне клочок серой бумаги, где было написано следующее.
Таварышшу Дзяржынскаму. Спяшу довясти да вашаго сведения, што чекист Оксенов готовил пакушение на таварища Ленина.
Он хател взарвать яго гранатой, спрятанной в бабьем туалете.
Прочитав текст, я только покрутил головой и вздохнул:
– Судя по всему – автор записки пытается выдать себя за малограмотного человека, хотя сам хорошо образован.
– Почему вы так решили? – сразу же заинтересовался незнакомец.
Человеку было лет тридцать, бороды и усов не носил, очень неприметный.
– С одной стороны, много ошибок, но слово «спрятанной» написано через две буквы «н», а малограмотный написал бы с одной, – начал я излагать соображения. – Даже малограмотный не стал бы коверкать мою фамилию. Имя Авксентий, Аксюта, чего здесь сложного?
Если «Оксюта», звучит слишком нарочито, по-простонародному. И вот ещё – «бабий», но почему тогда не уборная, не сортир или даже не ватер-клозет? Будь это малограмотный солдат, предположим, он написал бы именно так. В солдатской среде, особенно у фронтовиков, это словечко в моде. Но самое главное – правильно расставлены знаки препинания. Я работал журналистом, меня редактор постоянно строжила за лишние запятые. Но у нас было много почты, письма шли как раз от малограмотных крестьян. Так вот, они вообще не признавали знаки препинания. Ещё смущает вот это. Таварышшу Дзяржынскаму! Очень похоже на издевательство.
– Мне почему-то тоже так показалось, – кивнул Кедров. – Хорошо, что эту записку передали не Феликсу, а мне. Если бы она попала сразу к Эдмундовичу, у вас могли быть проблемы. По крайней мере, вас бы допрашивали другие люди.
– Кстати, а что это за история с гранатой? – спросил незнакомец.
Я посмотрел на Михаила Сергеевича, но у того тоже был несколько изумленный вид. А что, разве Лосев ему не доложил?
– Вчера, когда нашу группу отправили охранять съезд, а также товарища Ленина от возможных покушений, я обнаружил в женском туалете гранату. Сам её извлекать не рискнул, потому доложил об этом товарищу Лацису, а тот отправил своего человека. Гранату из туалета изъяли, к сожалению.
– Почему «к сожалению»? – удивился незнакомец.
– Владимир Иванович хочет сказать, что можно было установить наблюдение, а потом выйти на владельца гранаты, – усмехнулся Кедров. – Но Лацис решил не рисковать.
– А разве нельзя было вытащить запал?
– Думаю, можно, но здесь дело в другом. Задача Лациса – охрана Владимира Ильича, а не ловля заговорщиков. Впрочем, проще позвонить самому Лацису.
Кедров кивнул незнакомцу, тот сразу же вышел.
– Это мой заместитель, – сообщил Кедров, но фамилию зама отчего-то называть не стал. – В нашем отделе он станет заниматься внутренней контрразведкой.
– Отдел внутренних расследований?
– Что-то похожее, – кивнул начальник. – Но отдела у нас ещё нет, будет ли – это уже не мне решать, а тем, кто выше.
Заместитель вернулся минут через пять и сообщил:
– Лацис просил ещё раз поблагодарить товарища Аксенова за предотвращение покушения на товарища Ленина. Он выйдет с официальным ходатайством на товарища Дзержинского о награждении Аксенова. Сотрудник, не проверивший туалет, строго наказан – предупрежден о неполном служебном соответствии.
– Что означает, он может быть расстрелян за малейшее нарушение приказа или дисциплины, – пояснил Кедров.
– Сурово, – покачал я головой. Подумав ещё немного, вздохнул: – А товарищ Лацис совершенно прав. На первом месте стоит жизнь товарища Ленина, а всё остальное – на втором. И меня не награждать нужно, а расстреливать. Получается, моя идея могла представлять угрозу для товарища Ленина!
Вслух я не стал говорить о том, что реально это означало использовать вождя мирового пролетариата в роли «живца»! Где гарантия, что мы сумели бы «укараулить» злоумышленника и он не пронёс бы гранату в зал? Такие операции наспех не делаются, их нужно готовить тщательно.
– Товарищ Аксенов, вы действовали из лучших побуждений! – строго произнес заместитель начальника военного отдела ВЧК. – И гранату обнаружили именно вы, так что вам не за что себя винить.
– Кстати, а как вы догадались осмотреть женский туалет? – задал мне Кедров вопрос, который в моё время показался бы смешным. Какая разница, что за туалет, женский или мужской? Или время ещё такое, что спецслужбы разводят какие-то китайские церемонии?
Я начал лихорадочно думать, как бы мне поубедительнее соврать, но смог лишь вспомнить классика американской литературы.
– Просто мне отчего-то вспомнился Эдгар По, – начал я фантазировать, но посмотрев на удивленные лица начальника и заместителя, пояснил: – Эдгар Аллан По классик американской литературы. Как у нас Пушкин. – Если честно, я не был уверен, что в тысяча девятьсот восемнадцатом году Эдгара По уже начали считать классиком, но отступать было некуда: – Есть у него три рассказа, где действует главный герой Огюст Дюпен, детектив, что-то вроде Шерлока Холмса, так вот, в рассказе «Неотправленное письмо» Дюпен рассуждает о мальчике, что постоянно выигрывал в «чет» и «нечет».
– А можно покороче? – перебил Кедров мой литературоведческий монолог.
– Прошу прощения, – сделал я смущенный вид, хотя уже успел сформулировать ответ. – Как известно, после пожара начинают проверять противопожарные средства – багры там, песок. Как в сегодняшней лекции господина полковника, что о контрразведке стали задумываться, когда получили плюху в русско-японской войне. Так вот… В августе в товарища Ленина стреляла женщина. Возможно, если бы это был мужчина, покушение не удалось бы, но женщины всегда вызывают меньше подозрений. Можно предположить, что мы теперь станем относиться к женщинам с повышенным вниманием. Но! Наш противник может рассуждать так – большевики отнюдь не дураки, они понимают, что снова женщину не пошлют! А если мы снова отправим женщину?
– Владимир Иванович, браво! – зааплодировал мне Кедров уже во второй раз. – Я опять поражаюсь ходом ваших мыслей! А как, говорите, зовут писателя?
– Эдгар Аллан По, но некоторые переводчики именуют его Аллейном Поупом, ещё как-то.
– Артур, а ты читал Эдгара По? – обернулся Кедров к своему заместителю, а тот лишь пожал плечами и ответил:
– Слышал о таком, но не читал.
Артур? Уж не тот ли самый Артур Фраучи, он же Артузов, легенда советского ВЧК-НКВД, человек, организовавший арест Савинкова и Сиднея Рейли? Фотографий Артузова я не помню, а сам он не походил ни на Армена Джигарханяна, ни на Гирта Яковлева, сыгравших его в разных фильмах. Впору просить автограф или делать селфи. Впрочем, всё равно никто не поверит. Странно только, что они не читали Эдгара По. Впрочем, они наверняка читали те книги, о которых я слышал и даже видел, но ни за какие коврижки читать бы не стал. Например, «Капитал» Карла Маркса.
– А я-то думал, откуда вы знаете американскую поговорку о кошке и любопытстве? Я сам её слышал в Лозанне от знакомого американца, был очень удивлен, услышав её здесь, в Москве. Стало быть, кроме латыни вы знаете английский язык?
– Михаил Сергеевич, помилуйте! – вскинулся я. – Я уже и церковно-славянский не помню, а меня этому языку в семинарии обучали! Да что там – я уже и русский язык забыл. Вон, постоянно путаю, где «е» ставить, а где «ять». А английский… Мне Вальтер Скотт всегда нравился, Чарльз Диккенс, Льюис Кэрролл. А наш преподаватель говорил, что настоящее чтение может быть только на языке оригинала. Вот я и пытался читать английские книги со словарем. Текст прочитать сумею, а говорить – никак!