Вошли в высокий, густой лес. Разбитая дорога с глубокими колеями. Незастывшая густая грязь. Темень. Сильный ветер со снегом. Через час движения майор Шаповалов остановил колонну и приказал рассредоточить орудия на просеке в полной боевой готовности. Затем я вместе с другими офицерами выехал на командный пункт бригады, располагавшийся на опушке леса.
На КП, несмотря на поздний час, шла напряженная работа. В большой палатке, вокруг макета местности, собрались офицеры штаба бригады, командиры танковых, мотострелковых и минометного батальонов. Ждали прибытия командира 24-й гвардейской танковой бригады. Полковник Борисенко нетерпеливо поглядывал на часы — время очень дорого. «Что-то запаздывает Вениамин Павлович!» — «Ещё пять минут», — ответил майор Бочинский, однако Борисенко не успокаивался. Наконец послышался рокот мотора, лязг гусениц, а через минуту в палатку вошли трое танкистов в кожаных куртках и шлемах. Первый — это был командир танковой бригады, любимец корпуса гвардии полковник Рязанцев, — подошел к Борисенко и, чуть улыбнувшись, певуче заговорил: «Заждались, Григорий Яковлевич? Я был уверен, что вы используете эту ночку для атаки. Чувствую — не ошибся. Мы тоже готовы. Осталось только согласовать…»
Майор Кривопиша пригласил двух других танкистов садиться, и один из них — командир танка комбрига гвардии лейтенант Хазипов устроился рядом со мной. Мы тотчас познакомились, и он стал рассказывать мне о последних боях под Медеревом. Глаза его разгорелись, когда он рассказывал, как танковая рота под командованием старшего лейтенанта Иксара, ведя разведку, обнаружила в движении одиннадцать «тигров». Иксар пристроился им в хвост и, когда «тигры», одолевая подъем, стали хорошими мишенями, скомандовал: «Огонь!» Буквально за полминуты два «тигра» были сожжены и два разбиты. Рота не потеряла ни одной машины. Назип (так звали моего нового знакомца) смеялся и потирал руки, вспоминая этот бой…
— Пока лейтенанты знакомились и беседовали о боях, был принят план совместного наступления, — пояснил Рязанский. — Сводился он к тому, чтобы силами мотострелковых батальонов при поддержке танков и артиллерии овладеть опорным пунктом гитлеровцев — селом Вершацы, что в десяти километрах южнее Чигирина. Если гитлеровцы контратакуют танками, стремясь отсечь войска, захватившие село, — встретить их огнем артдивизиона гвардии капитана Деревянко и батареи противотанкового дивизиона Неверова. Связав фашистов таким образом, нанести сильный фланговый удар танками двадцать четвертой бригады, разгромить отступающего противника и на его плечах ворваться в Чигирин с юго-востока. В то же время танковый полк (тот самый, где начинал фронтовую службу Овчаренко) вместе с мотострелками, самоходной батареей СУ-восемьдесят пять и двумя батареями противотанкового дивизиона должен обойти Чигирин с запада. Это было особенно важно потому, что город с юга прикрывался сильными оборонительными позициями фашистов и атака могла захлебнуться.
Прощаясь, начальник политотдела 24-й бригады гвардии капитан Сербиченко и Хазипов пригласили Кривопишу и меня побывать у них в гостях. Мы согласились, и я с сожалением подумал, что едва ли у нас выпадет для этого время. С сожалением потому, что мне очень понравился Назип.
Часа за полтора до рассвета вся наша оперативная группа во главе с комбригом вышла на НП, спрятанный в самой кромке леса. Разбушевался ветер, он пронизывал меня до костей. Телефонисты поеживались над аппаратами в своих плащ-палатках. Пока вся радиосвязь — на прием. Гитлеровцы реже стали бросать осветительные ракеты, полагая, видимо, что опасное для нападения время ночи миновало. Майора Кривопишу то и дело вызывали к телефону — части бригады докладывали о готовности к атаке.
По телефонным проводам и радио улетела долгожданная команда, прошло томительных двадцать минут, но ничего не изменилось в расстилавшемся перед нами черном пространстве. «Режим» фашистских ракетчиков и дежурных пулеметчиков всё тот же. Нервничает полковник Михайленко. Наконец он обращается к комбригу: «Разрешите запросить комбатов, в чем дело». — «Не надо! Молчат — значит, всё идет нормально». Внезапно поведение немцев резко изменилось. В районе села Вершацы вспыхнули десятки осветительных ракет. Но бросали их гитлеровцы не в сторону фронта, а на фланги и даже в тыл своего расположения. Фейерверк быстро разросся, и вскоре над всем пространством от села Вершацы до Чигирина заполыхал трепетный, мертвенно-бледный свет. До нас донеслись удары орудий, пулеметная стрельба, разрывы мин. В Вершацах вспыхнули пожары. Командиры батальонов доложили, что им удалось внезапно окружить село и теперь они очищают его от гитлеровцев.