На танки сажают десант — по отделению автоматчиков. Нам, командирам машин, в таких случаях тоже приходится ехать на броне. Инструктирую автоматчиков, как лучше устроиться, чтобы не свалиться на ухабах, как укрыться от дождя и ветра. Автоматчики посмеиваются: «От езды на танке всегда жарко!» Пожалуй, они правы. Я и сам в этом убедился. А каково им бывает под огнем, в атаке!..
В полночь остановились в большом селе Попельнастое. Впереди по всему фронту — зарницы пушечных выстрелов, слышен грохот разрывов. Где-то справа Александрия, слева — Кривой Рог. Когда же нас введут в бой?..
Команда: «Танки в укрытие, окопаться!» Титский указывает места. Механика-водителя укладываем спать в машине — работа у него тяжелая, надо беречь силы, — а сами беремся за лопаты. Автоматчики помогают нам, и дело спорится.
Рассвет сопровождается воздушной тревогой. Несколько фашистских самолетов сбрасывают бомбы наугад. Не зря мы окапывались! Потерь нет. Когда все успокоилось, подошел мальчик из ближнего дома и показал пальцем на сарай: «Пан офицер (это мне-то!), а у нас в сарае нимец!» Вместе с радистом сняли с сеновала насмерть перепуганного фельдфебеля со знаком «За зиму 41/42 года».
Командир взвода разведки гвардии лейтенант Киселев задал ему несколько вопросов на немецком языке. Молчит. Но стоило кому-то многозначительно погладить автомат, как гитлеровец начал торопливо отвечать, и лейтенант Киселев увел его в штаб полка.
Принесли груду индивидуальных пакетов. Зачем так много? Фельдшер молча глянул на меня и ушел… Ночью — марш. Опять сижу на крыле, рядом с водителем. В темноте иногда возникают вереницы синих, желтых огней: сколько же танков движется к фронту вместе с нами? Радостно ощущать себя частицей этой огромной силы, которая вот-вот навалится на врага. Скорее бы!
Утром за большим селом Желтое принимаю сигнал командира роты: «В линию». Кажется, слышу, как застучало сердце. Танки, бешено взревев моторами, сходят с дороги и, меся раскисший чернозем, развертываются в боевой порядок. Однако это ещё не атака. За высотой командир приказывает остановиться. Орудия расчехлены. Маскируем танк ветками кустарника. Вперед уходит на разведку взвод.
На дороге — разбитые повозки, трупы лошадей. Опять легкая бомбежка, осколки, как горох, стучат по броне. Из машины-радиостанции выносят радиста…
Командир роты привел к нам нового механика-водителя — старшего сержанта Безуглова с орденами Отечественной войны II степени и Красной Звезды на груди. Откровенно говоря, у меня гора с плеч свалилась. Что там скрывать — я до сих пор всё же побаивался. Не боя и не смерти — о ней как-то не думалось; боялся, что наш танк отстанет в атаке. А это хуже всего: ведь могут подумать — струсили. Теперь же я ничего не боюсь. Хороший водитель в бою — половина успеха, если не больше. А разве плохому дадут два боевых ордена? Вон как уверенно осмотрел машину, похлопал по броне, улыбается: «Необстрелянная, матушка. Ничего, мы её сейчас обкатаем… по фашистским косточкам».
Слушаем приказ: «Захватить село Рублевка, обороняемое арьергардом 384-й пехотной дивизии немцев, и быть готовыми к форсированию реки Ингулец западнее села Зеленое».
Кажется, я так и не заметил; когда начался бой. По-моему, в танке воевать не страшно. Мотор ревет, как всегда, тряска нам привычна. Пуль и осколков не слышишь, разрывы еле доносятся. Всё как на учении…
Мгновенная, слепящая вспышка — и прямо перед танком ударил черный фонтан. Машина, качнувшись в сторону, проносится сквозь дым и комья падающей грязи. На окраине села — частые огненные сполохи. Внезапно понимаю: стреляют немцы. В нас стреляют. Торопливо даю целеуказания наводчику Хабибулину, и танковая пушка тотчас отзывается коротким ударом. Ещё выстрел… еще… У плетня, где сверкнул огонь фашистского орудия, в пламени разрыва мелькнули обломки. «Молодец, Хабибулин! Так их!..»
Влетаем в село, несемся по улице мимо разбитых орудий, брошенных повозок, убитых и раненых немцев. У околицы — короткая остановка. Слышим доклад командира роты по радио о взятии села. В ответ — распоряжение: «Немедленно идти на Зеленое».
В это время гитлеровцы, видимо, предполагали, что наступательный порыв советских танкистов иссякает, и пытались остановить наше продвижение. По западному берегу Ингульца спешно закреплялись подразделения 384-й пехотной дивизии немцев.