Больше к этой теме не возвращались.
Меня удивляло, что они умудряются сказать ровно столько, чтобы дать друг другу представление о своей жизни и состоянии дел, но стоит разговору коснуться чего-то личного, как его тут же переводят на общие темы. Я поняла, что здесь не принято обсуждать свои дела в компании больше двух человек, и особенно в присутствии посторонних, вроде меня. Впрочем, мне нравилась их манера ведения беседы и постоянное легкое подшучивание. В разговоре поднимались и серьезные темы, но обсуждали их все в том же грубовато-ироничном стиле. Ни разу я не заметила пылкой искренности, характерной для застольных бесед американцев. Действительно, говорил же мне как-то Тони, что основное различие между янки и британцами в том и состоит, что американцы считают жизнь штукой серьезной, но не безнадежной, а англичане — безнадежной, но не серьезной.
Три дня с лондонскими приятелями Тони убедили меня в том, что это правда. Еще я обнаружила, что с легкостью могу поддерживать подобный треп. Тони знакомил меня с друзьями и был явно доволен, видя, как органично я вписываюсь в их компанию. А мне было страшно приятно, что он гордится и даже хвастается мной. Мне тоже хотелось похвалиться Тони, но моя единственная подруга в Лондоне, Маргарет Кэмпбелл, как раз уезжала на эти дни. Пока Тони обедал со своим главным редактором, я поехала на метро в Хэмпстед и любовалась богатыми жилыми кварталами, а потом целый час гуляла по парку Хит[9], ежеминутно повторяя про себя, как же здесь хорошо. Возможно, отчасти мой восторг объяснялся тем, что после безумной суматохи и толчеи Каира Лондон мне показался образцом чистоты и порядка. Конечно, за целый день я видела и мусор на тротуарах, и граффити, и спящих на улице бродяг, и автомобильные пробки. Но из-за того, что в Лондон я приехала с Тони, город казался мне еще красивее, чем был на самом деле. Тони, видимо, чувствовал то же, потому что сказал, что впервые за долгие годы он вдруг «заново открыл» Лондон.
О своем обеде с главным редактором Тони почти ничего не рассказал — обмолвился только, что все прошло хорошо. Но через пару дней он вдруг решил посвятить меня в детали их встречи. До вылета в Каир оставался час, когда он повернулся ко мне:
— Мне нужно кое-что тебе сказать.
— Что-то важное? Ты так серьезен. — Я отложила роман, который читала.
— Я не серьезен, просто интересно.
— Ты имеешь в виду…
— Ну, в общем-то, я не хотел заговаривать об этом, пока не вернемся из Лондона, потому что жаль было бы тратить последние два дня на обсуждение этой темы.
— Какой темы?
— Главный предложил мне новую работу.
— Что за работа?
— Заведующий отделом внешней политики.
Потребовалось несколько секунд, чтобы до меня дошло.
— Поздравляю. Ты согласился?
— Конечно нет. Потому что…
— Что?
— Ну… потому что я хотел сначала переговорить с тобой.
— Потому что это означает перевод в Лондон?
— Вот именно.
— Ты этого хочешь?
— Скажем так: его светлость очень прозрачно намекал, что я должен принять должность. Еще он намекнул, что после двадцати лет «в поле» настало время потрудиться в редакции. Конечно, можно было бы настаивать, чтобы меня оставили на прежнем месте, но не думаю, что мне удалось бы его убедить. Кроме того, возглавлять такой отдел — это, мягко говоря, не понижение… Пауза. Я сказала:
— Значит, собираешься принять предложение?
— Думаю, придется. Но… это не означает, что я должен возвращаться в Лондон один.
Снова пауза: я обдумывала его последнее замечание. Наконец произнесла:
— У меня тоже есть новости. И мне надо кое в чем признаться.
Он встревоженно посмотрел на меня:
— Что за признание?
— Я не принимаю антибиотики. Потому что горло у меня не болит. Но мне все равно нельзя пить, потому что… в общем, я беременна.
Тони достойно воспринял известие. Не вздрогнул, не побледнел. Конечно, на миг он оторопел, потом ненадолго задумался. Но после этого взял меня за руку, сжал ее и произнес:
— Хорошие новости.
— Ты правда так думаешь?
— Ну конечно. А ты уверена?..
— Тест дал положительный результат, — сказала я.
— Ты хочешь оставить ребенка?
— Мне тридцать семь лет, Тони. А это значит — теперь или никогда. Но то, что я хочу оставить его, вовсе не значит, что ты обязан быть с нами. Конечно, я была бы рада. Но…
Он пожал плечами:
— Я хочу быть с вами.
— Уверен?
— Абсолютно. И хочу, чтобы ты поехала со мной в Лондон.
Настала моя очередь слегка побледнеть.
— Ты как себя чувствуешь? — спросил он.