— Будь сейчас жив Рамиро Ледесма…
— Жив или не жив, ничего бы не изменилось, — утверждал Антонио.
— Вранье, — категорически возражал Энрике. — Теперешние вожди-то и предали революцию.
Прошло несколько дней, и Альваро опять увидел в баре того юношу. Он сидел в углу за столиком, и, казалось, с головой ушел в какую-то книгу. Когда появился Энрике и громко заговорил, юноша отложил книгу на скамейку и дрожащими пальцами поднес зажигалку к сигарете.
— Ты слушал лекцию Айюсо? — спросил Антонио, пока официант подавал на стол. — Вот выдал так выдал.
— Ты о чем?
— О чем, ты спрашиваешь? Разве ты не слышал, как он говорил о фуэросах? Об эпохе свободы и тирании?.. Язык у него подвешен — будь здоров.
— По крайней мере, имеет мужество открыто излагать свои взгляды, — сказал Энрике. — Вот на кого я накласть хотел, так это на колеблющихся.
— Айюсо никогда не был колеблющимся, — сказал Антонио. — После войны он отсидел два года, ты знаешь это?
— Когда мне попадается красный, я люблю, чтобы он шел с открытым забралом, а не изворачивался. — Энрике выражался пылко. — Айюсо человек ясный, а вот другие…
— Кто же?
— К чему называть имена? Мы для них таскали каштаны из огня, а теперь они кичатся, что, мол, они либералы.
— Да они просто перебежчики.
— Демократия для страны — истинная чума.
Юноша слушал разговор и иронически улыбался. Когда официант с подносом вернулся, он заказал двойную порцию можжевеловой водки.
— Опять напьетесь…
— Лучше напиться, чем слушать, что тут болтают.
Энрике поднялся с места и подошел к нему вплотную. Рикардо пытался удержать его, но напрасно.
— Не будешь ли ты так любезен повторить, что ты сказал?
— Я сказал, что, чем слушать ваши разговоры, лучше напиться или заткнуть уши ватой, — совершенно естественным тоном ответил юноша.
Энрике двинулся было на него, но сдержался. Щеки его залила краска.
— Если ты мужчина, давай выйдем во двор.
— Я не мужчина.
— Кто же ты? Баба?
— Я никто, и вы тоже никто. Только вы воображаете, будто представляете собою что-то.
Тут вмешались Антонио и Рикардо и удержали Энрике.
— Не обращай на него внимания. Он пьян.
— Пустите его, пусть он мне врежет… Он же после этого почувствует себя еще больше мужчиной…
— Замолчи, а не то…
— Единственно, чего я вам не позволю, это говорить мне «ты».
Ссора прекратилась лишь потому, что в это время в бар вошли несколько преподавателей. Понемногу студенты один за другим выходили во двор, и Энрике с приятелями тоже последовали их примеру. Альваро еще раньше решил прогулять лекции, и когда он встал, чтобы расплатиться, юноша снова поднял глаза от книжки, и они с Альваро встретились взглядом.
— Ну и идиот у тебя друг.
— Он мне не друг.
— Тем лучше для тебя. Как ни приду сюда, вечно он что-нибудь проповедует, точно ходит с трибуной в кармане… Он что, ни минуты помолчать не может?
— В сущности, он неплохой парень, — сказал Альваро.
— От таких людей, как он, я заболеваю… И все что-то изучает, изучает. Ведь все равно кончит тем, что превратится в лавочника и станет обсчитывать покупателей. Вот я и думаю: к чему?..
— А ты? Что ты изучаешь?
— Ничего. В этой стране нет ничего, чем бы стоило заняться. Просто моему отцу хотелось, чтобы я поступил в университет, и я поступил… Но учиться я не учусь.