— В таком случае начнем с вашего коллективного семейного преступления. Правда, я пришел к вам по другому делу, но, полагаю, оба они как-то связаны. Итак, слушаю...
Таким вот образом второй раз за утро была рассказана история разоренного муравейника и операции по его спасению, сопровождавшейся нарушением государственной границы. Причем рассказывали в основном родители, а сами нарушители только следили за тем, чтобы они чего не oepeosr»kh. Поручик внимательно слушал, не перебивал, только выражение у него на лице было какое-то... странное.
Но вот рассказ закончен. Замолчали удрученные Хабровичи, молчал и представитель власти. Долго молчал, и Яночка с Павликом потеряли всякую надежду на снисхождение.
Но вот, солидно откашлявшись, поручик заговорил, обращаясь к нарушителям:
— Так это из-за такой... такого недопустимого проступка вы не хотели мне обо всем рассказать?
— Ну да, — созналась Яночка. И грустно добавила: — Мы сначала хотели заработать какую-нибудь стоящую заслугу. И тогда нас бы не наказывали по всей строгости...
— Так у вас ведь уже были заслуги! Могли бы поделиться со мной своими сведениями. Ну хотя бы некоторыми!
— Какие там сведения! — с горечью вымолвил Павлик. — Одни слова, разве бы вы нам поверили? Вот если бы мы у них это отобрали и доставили вам или пограничникам — тогда другое дело, вот тогда можно было бы и рассказать все, что знаем.
Яночка чистосердечно призналась:
— Мы боялись, что вы их раньше времени переловите, и тогда расскажут они, а не мы. А Лысый видел, как мы границу переходили, и мог на нас наябедничать. И вы бы нас арестовали, а у нас никаких заслуг!
— А, понятно! Ну что же... Пожалуй, я могу сообщить вам, что дело очень простое и, собственно, закончено, все ясно. Ямы, оставленные после выкопанного вами шиповника, и в самом деле привлекли внимание пограничников и заставили их усилить пограничные наряды. В результате ваши знакомые... я говорю о преступниках, так вот, они, разумеется, заметили, что в лесу появилось больше патрулей, и решили какое-то время переждать. Благодаря этому мы и смогли их захватить. Так что полагаю, если рассматривать вопрос в совокупности... возможно, одно уравновесит другое.
— И что? — с надеждой спросила Яночка. — Нас не определят в исправительное заведение?
— Думаю, что если больших грехов за вами не числится, вам удастся этого избежать.
— Но ведь я... — неуверенно начала пани Кристина, однако поручик не дал ей закончить:
— Вам тоже, уважаемая пани, исправительное заведение не грозит, за это я ручаюсь.
Пан Роман, не выдержав, фыркнул и, вытащив носовой платок, с преувеличенным усердием принялся сморкаться в него, все еще фыркая и покашливая как-то странно. Поручик неодобрительно посмотрел на него.
— Могли бы не усложнять мою миссию, — сердито сказал он главе семьи. — И без того приходится нелегко, сами видите.
И обратившись к детям, спросил:
— Ну так что, будем беседовать с глазу на глаз или можно при родителях?
Решившись наконец оторвать подбородок от сплетенных рук и убрав локти со стола, повеселевший Павлик великодушно разрешил:
— Да чего там! Столько уже знают, пусть и об остальном услышат. Ведь все равно потом не оставят нас в покое.
Яночка предложила:
— Можем обо всем рассказать по порядку. Если хотите, конечно, а то мы можем и по-другому...
— Нет, нет, — поспешно заметил поручик, — по-другому уже было. Теперь давайте по порядку. Как вы вообще обо всем узнали? И о Рыжем, и о Лысом?
— От Хабра. Это он привел нас на кладбище. Сразу, как мы сюда приехали, в первый же день. Прямо с нашей базы отдыха. То есть с кемпинга... Рассказ детей поручик слушал с большим вниманием, родители — с огромным интересом и где-то даже с ужасом. Освободившись от нависшей над ними угрозы исправительного заведения, Яночка и Павлик оживились, взбодрились и рассказывали свободно, ничего не утаивая. Споткнулись лишь jncd» добрались до пана Джонатана.
Павлик сокрушенно признался:
— Мы немножко приукрасили, ну, когда рассказывали о нецензурных выражениях. И выражения были не такие уж страшные, а главное, кроме них пользовался и другими словами.
— Помню, как же, — сказал поручик. — Говорил еще и «ты». И опять: такой-сякой...
— Не только «ты», и другие нормальные слова тоже. Например, говорил «отдай это!» и еще «признавайся, такой-сякой, что ты с этим сделал, продал, такой-сякой, признавайся, ведь давно небось нашел»...
— Ах! — вскрикнула мама и мальчик замолчал. Он же знал, мама не любит нехорошие выражения.
И поспешил успокоить ее:
— Не волнуйся, я не буду повторять выражения, а скажу только то, что было между выражениями.
Яночка кинулась на защиту пана Джонатана:
— И вообще пан Джонатан был против! Он не хотел им показать, где оно находится.
— Минутку! — нахмурился поручик. — Уточните, кто говорил о том, чтобы показать?
— Тот, который с ушами. Ну, тот самый, художник.
— И что он сказал? «Покажите, где это находится?» — Нет, только слово «показать». Так сказал: «А показать вы не хотели». А пан Джонатан сразу:
«Я тебе покажу, я тебе сейчас покажу» и опять выражения.
— Ага, понятно. Значит, просто не пожелал показать. А художника на кладбище вы видели?
— Ннет... кажется, не видели. И Хабр сказал, что на кладбище он вообще не был. Он только состоял в одной с ними шайке, Рыжий ему платил.
— А пан Джонатан в шайке не состоял?
— Нет, он только с художником общался. Только не знаю, можно ли это назвать общением, ведь они все время ругались...
— А я думаю, — хитро начала Яночка, внимательно наблюдая за реакцией поручика, — а я думаю, он, этот художник, хотел, чтобы пан Джонатан показал ему, в какой могиле это спрятано. А те бы ему за это хорошо заплатили. А пан Джонатан не хотел показывать...
Поручик рассердился.
— Слушайте, не путайте мне два разных дела! Ведь Рыжий же художнику и без того платил, забыла? И это ничего общего с кладбищем не имеет! И дайте наконец мне спокойно...
Павлик не дал.
— А чем он собственно занимается, этот ваш художник? — спросил мальчик. — Он с каким делом связан? Ну ладно, скажите хотя бы, в какой области он художник?
— В прикладной. Занимается изготовлением художественных украшений. Обрабатывает драгоценные и полудрагоценные камни...
— Ах! — опять вырвалось у пани Кристины.
Тут пан Роман с тревогой взглянул на жену.
— В чем дело? И у тебя что-то на совести? Что все время охаешь?
— Ах, ничего у меня на совести нет! Ах, наконец-то я все поняла...
— Что вы поняли? — заинтересовался поручик. — Мне бы тоже хотелось кое-что понять. Более того — я просто по долгу службы обязан понять! Пани Кристина была в замешательстве.
— Ах, я, право, не знаю... Видите ли, мне об этом сообщили по секрету и я не уверена, что будет порядочно... то есть будет непорядочно, если я сообщу об этом милиции. Так неприятно...
— Простите, но здесь недомолвок быть не может! — резко заявил поручик. — И позвольте мне судить, что порядочно, а что нет. Но вначале я должен знать, о чем речь. Итак?
— Обещайте хотя бы не говорить, что узнали это от меня. Видите ли... видите ли, я просто поняла эти выкрики пана Джонатана! Пани Ванда, его жена, пожаловалась мне, что у него был прекрасный трехцветный янтарь, совершенно уникальной красоты...