В комнате без окон, где при желании можно было переждать даже длительную осаду с применением отравляющих газов и зажигательных средств, уже был сервирован столик на двоих. Критически взглянув на него, Обухов приказал:
— Спиртное убрать! Что он обычно пьёт?
— Только воду из священного родника, — ответил начальник охраны. — Мы аж десять канистр с собой захватили.
— Налейте в графин... Кстати, как его зовут?
— Себя он называет... э-э-э... — Начальник охраны от натуги даже посинел. — Сафар Абу-Зейд ибн-Раис... Во как! На трезвую голову и не выговоришь... Но и на имя Сашка отзывается.
— Я вам покажу Сашку! — возмутился Обухов. — Никакого панибратства. Тут, может быть, моя судьба решается... Сюда его ведите.
— Слушаюсь!
Не прошло и пяти минут, как перед Обуховым предстал человек, уже вступивший в пору зрелости, но не растерявший юношеской порывистости. Одет он был более чем скромно, а обуви вообще не имел. Лишь его чалма сияла волшебной белизной, недоступной ни единому моющему средству.
Дерзкое лицо гостя покрывала жёсткая тёмная щетина, а в глубоко запавших глазах плясали опасные огоньки. Ничего восточного, кроме чалмы, в его облике не было, но в комнате как бы сразу повеяло дальними странами, чужим бытом, другой культурой.
Обухов в дружеском приветствии протянул через стол руку, но вошедший лишь сдержанно поклонился, коснувшись своего лица ладонями.
— Проходите к столу, присаживайтесь. — В поведении Обухова появилась так несвойственная ему суетливость. — Простите, что вас доставили сюда принудительным методом.
— На всё воля аллаха, — внятно и почти без акцента произнёс гость, обратив взор к небесам.
После этого он, скрестив ноги, присел прямо на пол. Обухову не осталось ничего другого, как последовать его примеру, что пятидесятилетнему грузному человеку далось не так уж и легко.
— Мне сказали, что вы приходитесь родственником досточтимому Абу-Хайяду, — льстиво улыбаясь, произнёс Обухов.
— Аллах создал всех людей братьями. — Руки гостя перебирали чётки, сделанные из обыкновенных речных камушков. — Но Абу-Хайяд, известный также как Султан Вахидов, был близок мне, как никто другой. Мир его душе.
— Когда-то он обещал мне любую помощь. Жаль, что наши земные пути разошлись... — Обухов тяжко вздохнул, то ли скорбя по неведомому Абу-Хайяду, то ли досадуя на своё собственное распоряжение убрать спиртное.
— В общих чертах я знаком с вашей бедой, — произнёс гость. — И скажу прямо: изгнать из человеческого тела джинна, заговорённого волшебным словом Пророка Сулеймана, невозможно.
— Я и не собираюсь изгонять его. По крайней мере, сейчас... Вы должны наладить с ним отношения. Установить контакт. Понимаю, что это будет непросто, но вы уж постарайтесь... Я хочу одного: чтобы во время суда, который состоится в самое ближайшее время, джинн выступил свидетелем защиты и взял на себя всю ответственность за совершённое преступление.
— Но это противоречит задаче, возложенной на джинна, — возразил гость. — О какой защите может идти речь, если он служит орудием изощрённой мести, заставляющим вас совершать дурные поступки?
— А нельзя ли его чем-нибудь ублажить? — упавшим голосом поинтересовался Обухов.
— Джинны созданы аллахом почти одновременно с этим миром и умрут вместе с ним. На их глазах сменились тысячи поколений, возвысились и обратились в прах великие державы. Смертный человек не располагает ничем таким, что может привлечь интерес джинна. Одно правильно сказанное заклятие — и эта комната наполнится золотом, а в твоей постели окажется красивейшая из женщин Востока.
— По-вашему, я обречён? — В голосе Обухова прозвучало горькое разочарование.
— Говорить об этом ещё рано. Всё будет зависеть от того, какой именно джинн вселился в ваше тело.
— А они разные? — удивился Обухов.
— Мне известно девятьсот девяносто девять видов джиннов, гулов, ифритов и силатов. Но на самом деле их гораздо больше. Просвещённые улемы называют цифру, превышающую количество звёзд небесных.
— И когда же вы... кхе-кхе... приступите к сеансу? — так и не подобрав нужного термина, поинтересовался Обухов.
— Если вы ничего не имеете против, хоть сейчас.
— Вот это мне нравится, — оживился Обухов. — Ещё один вопрос. Джинн — существо, так сказать, абстрактное. Вам придётся присутствовать на суде в качестве посредника и переводчика. Сможете ли вы подтвердить свою компетентность документально?
— Разве честного слова порядочного человека уже недостаточно?
— Увы... — Обухов развёл руками. — Наш суд привык верить бумажкам, а не словам.
— По этому поводу можете не беспокоиться. В своё время я закончил Казанский университет, аспирантуру ленинградского Института востоковедения, мусульманское отделение Сорбонны и медресе короля Сауда в Эр-Рияде. Соответствующие дипломы имеются. Кроме того, я являюсь официальным консультантом федерального комитета по связям с религиозными объединениями.
— Сколько же вам лет? — воскликнул Обухов.
— Вполне достаточно для того, чтобы заслужить уважение правоверных... Если все вопросы исчерпаны, займёмся тем, ради чего меня выкрали из родного дома.
— Ещё раз прошу прощения! Я в долгу не останусь.
— Человеческие страсти и человеческие страдания оставляют джинна равнодушным, — говорил гость, смешивая в фарфоровой вазе какие-то снадобья, с экзотическими ароматами которых не могла справиться даже сверхмощная система принудительной вентиляции. — Но мне известны минеральные и растительные средства, способные вывести его из состояния отрешённости.
Он вылил в вазу бутылку минеральной воды и принялся энергично взбалтывать получившееся пойло. У Обухова, предусмотрительно пересевшего подальше, запершило в носу.