— Не пора ли, Христово стадо, истинную веру принимать? А то распились, разъелись, разбаловались. На кабанов стали похожи. Пока не поздно, могу составить протекцию. Заодно и обрезание сделаем.
— Нет уж! — Охранники, которым было строго-настрого заказано конфликтовать с гостем, вежливо отвергли его предложение. — Мы дедовской веры придерживаемся. Шилом бреемся, на чарку молимся, огурцом крестимся, срамным девкам псалмы поём...
Ради очередного сеанса «антиджинновой» терапии Обухов даже отложил встречу со знаменитым адвокатом Гопманом, которому, собственно говоря, и принадлежала идея привлечь в качестве свидетеля защиты какого-нибудь религиозного авторитета.
— Сегодня опять придётся пить верблюжью бурду? — заранее кривясь, поинтересовался Обухов.
— А как же иначе! Вчера я лишь определил примерный вид джинна и нашёл его чувствительные точки, — с самым серьёзным видом врал Цимбаларь. — Сегодня предстоит задача посложнее: вызвать джинна на откровенность.
— Прежде вам приходилось общаться с этими тварями?
— Никогда. Но в Сорбонне я прослушал полный курс мусульманской демонологии. Пейте снадобье, не робейте. На сей раз его действие будет куда менее болезненным.
И действительно, вылакав очередную порцию зелья, где были намешаны самые разные вещества, подавляющие человеческую волю и растормаживающие подсознание, Обухов без всяких побочных эффектов погрузился в состояние, напоминавшее гипнотический сон.
Цимбаларь начал допрос со стандартного вопроса:
— Как тебя зовут?
Обухов ответил голосом, к которому больше всего подходил эпитет «нечеловеческий»:
— Лагаб.
Ничем не выдав своих чувств, Цимбаларь осведомился:
— Что это значит?
— Пламя геенны, — пояснил жуткий голос, совершенно непохожий на мягкий говорок Обухова.
— Кто ты такой?
— Бессмертное создание, которое люди называют джинном.
— Почему ты вселился в этого человека?
— Чтобы мстить ему за смерть моего прежнего хозяина.
— Не проще ли было в своё время оградить хозяина от беды?
— Джинны не всесильны. Законами небес на нас наложено множество ограничений. Аллах наделил нас разумом, но не дал тела. В мире людей мы можем действовать только чужими руками.
— Как избавиться от тебя?
— Нужно произнести заклинание, известное только потомкам пророка Сулеймана, или содрать с тела, в котором я обитаю, всю кожу.
— Значит, преступления, в которых обвиняют этого человека, совершил ты?
— Да. Но отвечать за них придётся ему.
— Где похищенные деньги?
— Я сжёг их в очаге.
— Ты согласен подтвердить это на суде?
— Для меня есть только один суд — суд создателя. Джинн не может нести ответственность перед низшими существами, к числу которых относятся и люди... Больше не беспокой меня. Иначе «я найду способ превратить остаток твоих дней в невыносимые мучения.
Едва только эти грозные слова отзвучали, как Обухов забился, словно припадочный, захрипел, пустил изо рта струю пены и уставился на Цимбаларя отсутствующим взглядом.
— Что со мной случилось? — слабым голосом пробормотал он.
— С вами ничего. Но я только что удостоился чести побеседовать с джинном. Он даже сообщил своё истинное имя, хотя в общем-то его речи нельзя назвать учтивыми... Это, как говорится, хорошая новость. А плохая новость состоит в том, что, судя по всему, джинн намерен сопровождать вас до конца жизни.
— Я уже смирился с этим. — Гримаса обречённости скривила лицо Обухова. — Главное, что вы поверили мне.
— Трудно не поверить очевидному.
— Короче, вы согласны выступить на стороне защиты?
— Это моя обязанность как честного человека. Когда дата суда будет назначена, вновь пошлите за мной.
— Ах, зачем эти сложности! Поживите у меня в гостях ещё недельки три-четыре. Ваше участие в моей судьбе, а также все связанные с этим издержки будут оплачены по высшему разряду.
— Люди, подобные мне, могут оказывать услуги неверным, но не имеют права получать за это вознаграждение.
— Тогда я на свои средства воздвигну мечеть в любом указанном вами месте. Думаю, аллаху это понравится... А сейчас извините, меня требуют дела.
Вернувшись к себе, Цимбаларь немедленно связался с Кондаковым.
— Хочешь верь, хочешь нет, но джинн, вселившийся в Обухова, дал о себе знать. Этот случай я долго не забуду. До сих пор по спине мурашки бегают.
— А на ушах лапша болтается, — скептическим тором добавил Кондаков.
— Тебя бы на моё место, Фома неверующий! — огрызнулся Цимбаларь. — Дошла до вас проба, которую я послал на анализ?
— Ещё нет. Ваня недавно за ней отправился... А что там должно быть?
— Скорее всего, пропавшие доллары. Вернее, их пепел... Если у тебя нет ничего важного, я отключаюсь. Батарейки садятся. Здесь же их не подзарядишь...
— Кое-что важное как раз и есть, — с напускным равнодушием сообщил Кондаков. — Прокуратура нашла свидетелей, которые показали, что в момент гибели полевого командира Хушаба Наджи капитан Обухов находился совершенно в другом месте. Дурит он нам всем голову...
— Пойми, Фомич, на данный момент прокуратура — наш оппонент. Они ищут улики, выгодные обвинению. Мы, напротив, работаем на защиту. А уж суд потом раздаст всем сестрам по серьгам.
Начальник охраны осмелился побеспокоить Обухова в самый разгар совещания, что само по себе было случаем беспрецедентным.
— Даже и не знаю, как сказать, — произнес он крайне озабоченным тоном. — Наша новенькая только что отличилась.
— В каком смысле?
— Перебросила через забор какой-то предмет. Околачивавшийся на улице пацан подхватил его и сразу задал стрекача. Похоже на сговор.
— А твои люди чем занимались? Ушами хлопали?