Сдержанно кивнув гостю, о котором его уже успел предупредить по телефону бдительный гардеробщик, Сопеев продолжал диктовать ровным, хорошо поставленным голосом:
– «Кризис, главным свидетелем которого является исчерпание смыслового пространства, поразил всю культуру постмодернизма, что самым непосредственным образом связано с завершением индустриальной фазы развития цивилизации. В условиях прогрессирующего обессмысливания мира писатели утрачивают позицию пророков и приобретают сервильный статус. Ситуация усугубляется моральным релятивизмом и ложной политкорректностью, свойственной современному мейнстриму. В возникших условиях необходимо тщательно изучить основные тренды и определить локусы развития…» Напечатала?
– Угу, – недружелюбно косясь на Цимбаларя, кивнула машинистка.
– Тогда сделаем перерывчик. Ты пока попей кофейку, а я побеседую с нашим гостем.
– Только без эксцессов, пожалуйста. – Машинистка ушла, раскачиваясь, словно грот-мачта в десятибалльный шторм.
– Как это понимать? – Цимбаларь недоумённо глянул на Сопеева.
– Да ерунда, – отмахнулся тот. – Это жена моя, Натка… Вечно у неё какая-то дичь на уме. Баба, ничего не поделаешь.
– А-а-а… Скажите, что такое локусы?
– Качественные инновации, – не вставая с подоконника, ответил Сопеев.
– Тогда всё ясно. – Цимбаларь, в своё время проштудировавший «Словарь иностранных слов» от корки до корки, так ничего и не понял, но признаться в этом не пожелал.
– Рад за вас… Ну а если без дураков, термин «локус» можно перевести простым русским словом «предвестие». Например, знаменитая «Пражская весна» была локусом грядущего краха социалистической системы.
– Значит, если у меня чешется нос, это локус того, что я сегодня напьюсь? – уточнил Цимбаларь.
– В самую точку! – Этот пример пришёлся Сопееву явно по вкусу.
– Тогда уж и про тренды расскажите.
– Да ну их в баню! Все говорят: «тренды» – и я так говорю. Ну в общем-то синоним тренда – тенденция. Везде свой сленг, даже у сантехников.
– Но сантехники своим сленгом общество не напрягают, – возразил Цимбаларь. – А про локусы и тренды уже болтают по телевизору.
– Политологам без специальных терминов никак не обойтись. Попробуй только честно признаться: дескать, про эти дела мы ни хрена не знаем! Сразу с должности слетишь. А пассаж типа: «Для выяснения всех аспектов этой проблемы проводится комплексный анализ, подразумевающий правильно организованную мыслекоммуникацию и метод сценирования» – звучит солидно и обнадёживающе. Напускать словесный туман умеют не только церковники, но и учёные мужи. Положение, так сказать, обязывает.
– Ладно, оставим эти терминологические дебри, – сказал Цимбаларь. – Лучше перейдём к делу.
– Вот-вот! – Сопеев такому предложению даже как бы обрадовался. – Что я там опять натворил?
– Вам виднее. Меня всякая бытовуха и мелкий криминал не касаются… Мне с вами просто потолковать надо.
– О чём?
– Ну, скажем, о вашей семье. О вас самих, о брате, о матери, об отце.
– Мой отец умер.
– Я знаю, – кивнул Цимбаларь. – Хотя, честно сказать, он интересует нас больше всего.
– Странно… Раньше я полагал, что смерть списывает все грехи. – Сопеев мял в руках сигарету, видимо не решаясь закурить.
– А у него было много грехов?
– Да какое там! Не больше, чем у других. Можно подумать, что Жуков или Василевский ничем себя не запятнали. Как же! По крови будто бы по паркету ходили. Оккупированную Германию обирали, словно свою собственную вотчину. Только с них грехи война списала, а нынешним генералам, наоборот, перестройка всякое лыко в строку поставила… Но преступлений за отцом нет, это я гарантирую. Он, между нами говоря, дурачком был. А дурачки на большое зло не способны.
– Как же тогда дурачок оказался в генералах?
– Очень просто. Его один приятель всю жизнь за собой тянул. Маршал Востроухов. Вы, наверное, о нём слышали. Колоритнейшая личность! Если бы не он, отец бы до самой пенсии в капитанах ходил.
– Зачем это нужно было маршалу? Неужели только из чувства бескорыстной дружбы?
– Какая там дружба! Востроухов, ещё будучи командиром полка, сделал одной девчонке ребенка. И чтобы избежать скандала, в срочном порядке женил на ней своего самого безответного офицера.
– Как я понимаю, речь идёт о ваших родителях?
– И о старшем братце тоже. Ради него Востроухов и тянул моего отца за уши. Своих-то детей ему бог не дал… Ну и нашу мамашу, грех сказать, до самого последнего времени не забывал. Что уж теперь скрывать…
– Н-да-а, ситуация… И ваш отец всё это терпел?
– А куда денешься? Востроухова он до смерти боялся. Потому и на мать руку поднять не смел. Хотя сам несколько раз вешался… Правда, неудачно. К нему даже специальный человек был приставлен, из петли доставать.
– Кто сейчас является наследником Востроухова?
– Сразу и не скажешь… Жена его скончалась ещё в семидесятых. Своих детей не было… Тут нужно с юристами консультироваться. Но я знаю, что некоторое время после смерти маршала брат жил в его квартире… А потом случилась какая-то неприятная история. То ли он кого-то избил, то ли его самого исколотили до полусмерти.
– Если бы пришлось выбирать из двух терминов «везунчик» и «неудачник», как бы вы охарактеризовали своего отца? – спросил Цимбаларь.
– Ясное дело, неудачник. Причём редкостный. И я в него уродился. Всю жизнь за жалкие гроши горбачусь, из долгов не вылезаю, а другие на мне наживаются… И эта тоже… Заездила… – Сопеев в сердцах чуть на пол не плюнул.
Словно бы догадавшись, что речь зашла о ней, в кабинет без стука зашла сухопарая Натка, вырвала из рук Сопеева сигарету и сунула ему прямо под нос машинописный листок.
– Не понимаю, что здесь за ерундистика?
– Где? – Сопеев взял листок и принялся читать. – «…В свою очередь локусы, выросшие до стадии атрибутированных признаков и тем самым приобретшие потенциал самодвижения, порождают цивилизационные тренды. Причём, являясь будущим в настоящем, тренды принципиально несовместимы с базисными основами…» Ну что здесь непонятного? Всё ясно как божий день.
Натка забрала листок обратно и молча удалилась, теперь уже сотрясаемая бесшумным двенадцатибалльным ураганом. Казалось, ещё миг, и она переломится – то ли в плечах, то ли в бёдрах. По своему опыту Цимбаларь знал, что такие женщины неподражаемы в постели, но невыносимы в жизни.
– Проверяет… – ухмыльнулся Сопеев. – Арестанта из меня сделала. Шагу ступить не даёт.
Цимбаларь, видя перемену в его поведении, поспешил вернуть разговор в прежнее русло.
– Скажите, а как ваш отец относился к Сталину?
– Сначала боготворил, как и многие фронтовики. Но потом вроде бы разочаровался.
– Сам он о Сталине ничего не рассказывал?
– Э-э-э… Что вы имеете в виду? – Наверное, Сопееву показалось, что визитёр из органов оговорился.
– Его службу в личной охране Сталина.
– Ничего себе! – Похоже, эта новость действительно повергла Сопеева в изумление. – Неужели это правда?
– Абсолютная. Если не верите, могу предъявить соответствующие документы… Скажу больше, ваш отец был очевидцем смерти Сталина.
– Ну и папаша! – покачал головой Сопеев. – Никогда и не заикнулся об этом.
– Наверное, не считал нужным. Или опасался чего-то… После смерти Сталина часть его личных вещей, в основном малозначительных, разобрали на сувениры. Вы ничего похожего у отца не замечали?
– Нет… Он вообще был противником всякого накопительства. Получит, бывало, подарок на юбилей и сразу отдаст кому-нибудь. Мать ему за это глаза была готова выцарапать.
Цимбаларь, в принципе готовый к такому ответу, счёл за лучшее сменить тему.
– Как вы полагаете, маршал Востроухов был удачливым человеком?
– Вне всякого сомнения. Как-никак, до маршала дослужился, причём в мирное время. Да и люди говорили, что его все неприятности стороной обходят, словно заговорённого.
– Кто это говорил? – сразу навострил уши Цимбаларь.