— А в моей Сколько угодно, — сообщил Кондаков. — По теракту, случившемуся в московском метро в семидесятые годы, работали все вместе — и комитет, и милиция, и даже военная контрразведка. Правда, милиция была в основном на подхвате. Но армянский след нащупала именно она. Министр внутренних дел Щёлоков за это боевой орден получил.
— Ну-ну, — скептически усмехнулся Цимбаларь. — А теперь говорят, что тот взрыв в метро устроила сама милиция, дабы раздуть штаты и получить чрезвычайные полномочия. Армян-диссидентов просто подставили. Недаром на суде они отказались от всех предыдущих показаний.
— Это кто говорит? — вспылил Кондаков. — Враги! А ты, олух царя небесного, поёшь, как попугай, под их дудку!
— Ты сам попугай щёлоковский, — не остался в долгу Цимбаларь. — От старости все извилины в мозгу сгладились.
Конфликт погасила Людочка, что с некоторых пор чуть ли не стало входить в круг её обязанностей.
— Как мне показалось, дурное настроение Горемыкина связано именно с тем, что он оказался в положении мальчика для битья, — задумчиво произнесла она, зажимая ладошкой злоехидный рот Цимбаларя. — Во многом я солидарна с Ваней. Если преступление останется нераскрытым, это может навлечь репрессии на особый отдел, который и без того многим стоит поперёк горла. А в случае удачи все заслуги припишет себе ФСБ. Мы так или иначе останемся в дураках.
— Лично я придерживаюсь другого мнения, — заявил Кондаков, уже заразившийся от Цимбаларя духом противоречия. — Здесь просматривается какая-то особая, скрытая политика. Действуя параллельно с ФСБ, нам поневоле придётся придерживаться методов, которые у них считаются неприемлемыми или малоэффективными. Новейшим спецсредствам и психотропным веществам мы противопоставим пронырливость Вани, очарование Людочки, напор Сашки Цимбаларя и мой колоссальный опыт. Вероятность конечного успеха от этого многократно возрастёт… Помню, в июле тысяча девятьсот восемьдесят второго года…
— Как я погляжу, завидная у тебя память, Пётр Фомич, — на этот раз ветерана прервал Ваня Коршун. — А про тысчонку, позаимствованную у меня три месяца назад, ты, похоже, напрочь забыл.
— Неужели? — Слегка огорошенный таким заявлением Кондаков принялся перелистывать настольный календарь. — Действительно, был такой грех! Как это у меня из головы выскочило! Надо же — целая тысяча рублей… Ввиду временной неплатёжеспособности должника предлагаю данную сумму реструктурировать и разместить в ценных бумагах сроком, скажем, на год. Так сейчас во всём мире делается. Внутренний долг Штатов, например, составляет астрономическую сумму в несколько триллионов долларов. И ничего, живут себе припеваючи.
— Что ты имеешь в виду под ценными бумагами? — осведомился Ваня. — Расписки?
— Можно сказать и так.
— Понятно… Ты, Пётр Фомич, в современной экономике сильно преуспел. Излагаешь как профессор. А вот про такую мелочь, как проценты, забыл. Непорядок получается.
— Да ты все эти проценты сдобными булочками и ванильными сухариками давно выбрал, — не растерялся Кондаков. — Это не считая чаёв с вареньем да домашнего кваса с мочёным горохом. Ты ведь только с виду маленький, а жрёшь, как годовалый подсвинок.
— Все слышали? — Ваня призвал в свидетели Цимбаларя и Людочку. — Впредь этому сквалыжнику ни копейки не давать. Что касается меня, адекватные экономические санкции не заставят себя ждать. Припомню я тебе и горох, и варенье!
— Ладно, ладно, я пошутил. — Кондаков, что называется, решил сделать хорошую мину при плохой игре. — С первых же премиальных обязательно отдам. Представляешь, сколько нам отвалят, коли Гладиатора выловим! По окладу, не меньше.
— Так и быть, — буркнул Ваня. — Пару недель подожду…
— С чего начнём расследование? — осведомился Цимбаларь, когда вопрос о долге с грехом пополам утрясли.
— Как всегда, со сбора информации на местах, — сказал Кондаков таким тоном, будто бы минуту назад его не кляли самыми последними словами. — Кому-то надо отправляться на перегон Остров— Пыталово и всё там досконально разузнать. А главное, поговорить по душам с путейцем Посибеевым. О каких это кошмарных видениях он, интересно, умолчал? Учитывая специфику задания, справиться с ним может только Сашка Цимбаларь.
— Кто же ещё… — с ехидцей произнёс будущий майор. — Оказывается, я крупный специалист по таким типам, как Посибеев. А в особенности по их алкогольным кошмарам.
— Уж этого от тебя не отнимешь, — развела руками Людочка. — Сам знаешь, что сапожнику проще разговаривать с сапожником, а рыбаку с рыбаком… Кроме того, не мешало бы побывать на берегу Финского залива, а заодно поинтересоваться почтовым ящиком, в который было брошено письмо Гладиатора.
— На предмет чего? — спросил Ваня.
— На предмет установления истинного автора письма. Сомневаюсь, что ради такой нужды москвич попрётся на Ленинградский вокзал, ведь в округе и других ящиков предостаточно. По штемпелю на конверте можно определить не только дату, но и промежуток времени, в который письмо было опущено в ящик. На Ленинградский вокзал, как мне известно, прибывает гораздо меньше составов, чем, скажем, на Киевский или Ярославский. Желательно опросить проводников всех поездов, которые могли доставить письмо в Москву, например, из Петербурга или Мурманска.. Авось кто-то из них нарисует нам словесный портрет Гладиатора. Я бы рекомендовала привлечь на помощь транспортную милицию. У них есть радиосвязь с каждым пассажирским составом. Шанс невелик, но он существует.