Настроение обоих оперов заметно упало. Простенькое задание, казалось, уже выполненное, нежданно-негаданно превратилось в неразрешимую проблему. Выход из положения, как всегда сомнительный, нашёл Цимбаларь.
— Есть верный способ снять с вас все обвинения, — сказал он, уже воспламенённый собственной идеей. — Помогите найти труп Чечёткина, и за решетку попадёт она, а не вы. Но для этого вам придётся припомнить каждое слово, сказанное его душой.
— Знаете ли, я уже почти всё позабыл, — извиняющимся тоном произнёс Кульяно. — Учитывая специфику моей профессии, это неудивительно. Я буквально захлебываюсь в океане самой разнообразной информации.
— А если допросить родителей, присутствовавших на сеансе? — предложила Людочка.
— Ну что вы! Я их в такие ужасы не посвящал. Вскользь упомянул о насильственной и весьма мучительной смерти, которую пережила душа, вселившаяся в ребёнка. Остальное было болтологией чистейшей воды. — Он смущенно потупился.
— И всё же вам придётся поднапрячь память, — сказал Цимбаларь. — От этого зависят условия вашего существования на несколько ближайших лет… В зале суда вы, кажется, упоминали о каких-то колготках.
— Совершенно верно, — ожил Кульяно. — Чечёткина засунула в рот мужу колготки, случайно забытые любовницей в его автомашине.
— Выходит, и у Чечёткина рыльце было в пушку?
— Да, но за супружескую измену заживо не хоронят.
— Ещё как хоронят! — возразил Цимбаларь. — И хоронят, и душат, и сжигают, и кастрируют. Вспомните классические примеры. Хотя бы того же Отелло… Кстати, а как Чечёткина сумела справиться с мужем?
— Видели бы вы её! Не баба, а молотобоец! Из тех, кто не только коня на скаку остановит, но и медведя до смерти напугает. Не могу утверждать категорически, но со слов души у меня создалось впечатление, что сначала Чечёткина ударила мужа лопатой. Тяжелой, острой лопатой. А пока он пребывал в бессознательном состоянии, той же лопатой вырыла могилу.
— Нда-а… — задумался Цимбаларь. — Меня чем только в жизни не били, даже епископским крестом и урной с человеческим прахом, а вот лопатой ещё никогда.
— Интересная получается цепочка, — заметила Людочка. — Автомашина, колготки, лопата, могила. В городе такого случиться не могло. Возле подъезда могилу не выроешь. А в машине лопаты обычно не возят.
— Хочешь сказать, что разборка случилась где-то на лоне природы?.. А когда вам довелось услышать жуткую историю про зверски убиенного муженька? — Последний вопрос, конечно же, адресовался Кульяно.
— Э-э-э… Где-то весной или в самом начала лета. Можно уточнить по регистрационному журналу.
— Пока не надо. Если я что-то смыслю в этой жизни, горожане пользуются лопатами два раза в году. Весной, когда вскапывают дачные сотки, и осенью, убирая стопудовый урожай. Естественно, что большинство преступлений, связанных с применением лопаты, выпадает на эти периоды… Надо уточнить, имелась ли у Чечёткиных дача.
— Тут без помощи Петра Фомича Кондакова никак не обойтись, — сказала Людочка. — Надо звонить ему.
Спустя четверть часа она уже записывала адрес загородного домовладения, числившегося за федеральным судьей Валентиной Чечёткиной.
Едва Цимбаларь и Людочка покинули кабинет, как очередь, и без того наэлектризованная долгим ожиданием, взорвалась возгласами возмущения, которые заглушили даже детский плач. Однако появившийся следом Кульяно разом смирил разгулявшиеся страсти.
— К сожалению, неотложные дела вынуждают меня прервать приём. Приношу вам свои самые искренние извинения. — Он поклонился на все четыре стороны, словно злодей, осуждённый на казнь. — Желающие могут получить деньги обратно, а всех остальных я ожидаю завтра с утра.
— Похоже, вы абсолютно уверены в своей правоте, — сказала Людочка, когда они уже подходили к служебной машине, оставленной за углом.
— Способность блефовать — это тоже дар божий, — обронил Цимбаларь, в поисках ключа зажигания выворачивая карманы.
— Позвольте оставить ваше голословное обвинение без ответа, — парировал Кульяно. — А по поводу слов девушки можно выразиться следующим образом: я уверен в своей правоте, но не уверен в том, что смогу убедить в этом других… Мне на заднее сиденье?
— Конечно. — Цимбаларь распахнул дверцу. — Поедем с вами в обнимочку, а машину поведёт лейтенант Лопаткина… Почему вы тянете руки, словно нищий на паперти?
— Ожидаю, когда меня закуют в наручники.
— Как-нибудь обойдёмся без них, — сказал Цимбаларь. — Да и куда вы денетесь? Я мастер спорта по военному троеборью, в которое, как известно, входят стрельба из табельного оружия и бег по пересечённой местности, а лейтенант Лопаткина обладает редким даром превращать мужчин в камень.
— Я обратил на это внимание, — молвил Кульяно, уже забравшийся внутрь машины. — Лишь её служебное положение заставляет меня воздержаться от комплиментов.
— И тем не менее я не отказалась бы их послушать. — Кокетство, увы, не оставляло Людочку даже в самых не подходящих для этого ситуациях.
— А ваш спутник не похоронит меня заживо и не кастрирует? — опасливо поинтересовался Кульяно.
— Можете не беспокоиться. Он хоть и сумасшедший, но Уголовный кодекс чтит.
— Тогда бы я сказал примерно следующее, — оживился Кульяно. — Наш мир прекрасен тем, что в нём не только звучит ангельская речь, но и порхают ангельские создания.
— Не оригинально и не остроумно, — заявил Цимбаларь. — В коллективе особого отдела лейтенант Лопаткина уже давно имеет кличку Метатрон, то есть ангел божьего лица.
— Не оригинально, зато от души! — Людочка была явно польщена. — Ты ведь и такого не скажешь. Одни пошлости да скабрёзности. То грозишь примерно отодрать, то предлагаешь прикрыть меня с тыла.