Около одиннадцати часов траурная церемония закончилась. Мы вышли в коридор. Даже здесь чувствовался противный запах мышей и крыс. В специальных помещениях для разведения грызунов места не хватало, поэтому клетки стояли под лестницей, ведущей в общий отдел. Правда, мы постепенно привыкли к этому запаху и почти не замечали его.
Занятия по случаю похорон начинались в час дня, и я решил воспользоваться оставшимся до обеда временем, чтобы навестить своего друга Саса. Я полагал, что меня привели в общий отдел в составе учебной группы, где я числился, только на время похорон, и решил, что теперь можно уходить.
Но тут Оми из учебного отдела (армейский чиновник, по рангу приравненный к фельдфебелю), под командой которого нас привели в усыпальницу героев, вдруг объявил:
— В оставшееся до обеда время проведем занятия!
Я расстроился и, когда мы вышли из помещения общего отдела, обратился к нему:
— Я хотел бы пойти в госпиталь навестить больного.
— Что, в госпиталь? А кто разрешил? — отрубил Оми, посмотрев на меня с явным неудовольствием.
— Господин техник-лаборант Сагава из нашей лаборатории, — ответил я.
— Скажи лучше, что хочешь увильнуть от занятий, вот и придумал пойти в больницу.
— Никак нет. На службе я всегда исполняю только указания господина Сагава, — спокойно продолжал я.
Оми явно искал предлога, чтобы придраться ко мне, и я сослался на техника-лаборанта Сагава. Дело в том, что работники учебного отдела не имели права распоряжаться теми из нас, кто уже перешел на работу в лабораторию. Но именно поэтому они и относились к нам недоброжелательно.
— Разве тебе не понятно, что я говорю? Заладил свое — служба, служба, а на учебный отдел тебе наплевать? — расходился Оми все больше и больше.
Мне показалось, что он собирается ударить меня, но проходивший в это время мимо один из младших вольнонаемных служащих Коэда спросил его:
— Что случилось?
Оми ответил, что ему не нравится мое поведение.
— Господин Оми, поручите это дело мне. Я приму меры, — подобострастно сказал Коэда.
У Оми не было оснований отказаться от предложения Коэда. Он нехотя кивнул в знак согласия и отправился восвояси.
Из-за этого непредвиденного происшествия время ушло, и занятия не могли состояться. Все ждали, когда нас распустят. Я стоял неподвижно и ждал, что будет дальше. Коэда не двигался.
— Стой смирно и молчи! — тихо приказал он мне. Я уже приготовился получить трепку. Еще в школе старшеклассники не раз расправлялись со мной, и оставалось лишь удивляться, что здесь, где все было, как в армии, меня пока ни разу не били.
Однако Коэда не стал меня бить. Он молчал. Наконец была подана команда, и все разошлись.
— Теперь можешь идти, — сказал Коэда, вероятно прочитав в моих глазах готовность быть побитым и как можно скорее.
— Пойди проведать Саса! — бросил он вдобавок и, не глядя на меня, с невозмутимым видом удалился.
Мне почему-то сделалось грустно, хотелось плакать. Молчаливое сочувствие Коэда, как ночная роса, освежило мою огрубевшую в безрадостной и однообразной жизни душу.
Я пошел в госпиталь. Кто-то окликнул меня. Я обернулся и увидел Хаясида.
— Я тоже пойду с тобой, — сказал он и тут же перевел разговор на другую тему.
Отношения между Хаясида и Саса ограничивались тем, что они некоторое время вместе разводили крыс. Я понял, что Хаясида догнал меня отнюдь не с целью вместе идти к больному.
— Хороший Коэда человек! Вот было бы здорово, если б таким же был мой начальник группы… А то он такая скотина…
Меня поразило, с какой злостью говорил Хаясида о своем начальнике группы Комия, сравнивая его с Коэда. Комия тиранил Хаясида даже после того, как тот начал работать в лаборатории. Он то и дело припоминал ему какие-нибудь прошлые проступки. Неприязнь Комия испытывал не только Хаясида. Поэтому такого начальника ненавидело большинство группы.
— Знаешь, мне ужасно хочется избить этого Комия. Наплевать, что он начальник группы. Я не успокоюсь, пока хоть разок не ударю его, — возбужденно говорил Хаясида.
Но я не верил, что он говорит это всерьез. Такое намерение мне казалось скорее безрассудством отчаявшегося человека. Ведь и в отряде действовал императорский указ о военнослужащих, гласивший: «Следует помнить, что приказ начальника для подчиненного равносилен приказу, отданному Нами».