[Möller 1987] — Möller H. Parlamentarismus-Diskussion in der Weimarer Republik: Die Frage des “besonderen” Wegs zum parlamentarischen Regierungssystem // Demokratie und Diktatur: Geist und Gestalt politischer Herrschaft in Deutschland und Europa / Hg. von M. Funke et al. Düsseldorf, 1987. S. 140–157.
[Mosse 1964] — Mosse G. L. The Crisis of German Ideology: Intellectual Origins of the Third Reich. New York, 1964.
[Nipperdey 1978] — Nipperdey Th. 1933 und die Kontinuität der deutschen Geschichte // Historische Zeitschrift. 1978. Bd. 227. S. 86–111.
[Plessner 1959] — Plessner H. Die verspätete Nation: Über die politische Verführbarkeit bürgerlichen Geistes. Stuttgart, 1959.
[Rosenberg 1958] — Rosenberg H. Bureaucracy, Aristocracy and Autocracy: The Prussian Experience 1660–1815. Cambridge, Mass., 1958.
[Rosenberg 1978] — Rosenberg H. Die Pseudodemokratisierung der Rittergutsbesitzerklasse [1958] // Rosenberg H. Machteliten und Wirtschaftskonjunkturen. Göttingen, 1978. S. 83–101.
[Sontheimer 1962] — Sontheimer K. Antidemokratisches Denken in der Weimarer Republik. München, 1962.
[Stern 1961] — Stern F. The Politics of Cultural Despair: A Study in the Rise of the German Ideology. Berkeley, 1961.
[Wehler 1983] — Wehler H. — U. Das Deutsche Kaiserreich 1871–1918 [1973]. Göttingen, 1983.
[Wehler 1989] — Wehler H. — U. Deutsches Bildungsbürgertum im 19. Jahrhundert. Teil IV: Politischer Einfluß und gesellschaftliche Formation. Stuttgart, 1989. S. 215–237.
[Wehler 1995] — Wehler H. — U. Deutsche Gesellschaftsgeschichte. Bd. 3. München, 1995.
[Winkler 1978] — Winkler H. A. Die “neue Linke” und der Faschismus: Zur Kritik neomarxistischer Theorien über den Nationalsozialismus // Winkler H. A. Revolution, Staat, Faschismus. Göttingen, 1978. S. 65–117.
[Winkler 1979] — Winkler H. A. Unternehmensverbände zwischen Ständeideologie und Nationalsozialismus // Winkler H. A. Liberalismus und Antiliberalismus: Studien zur politischen Sozialgeschichte des 19. und 20. Jahrhunderts. Göttingen, 1979. S. 175–194.
[Winkler 1993] — Winkler H. A. Weimar 1918–1933: Die Geschichte der ersten deutschen Demokratie. München, 1993.
Предисловие к книге «Особенности немецкой истории: буржуазное общество и политика в Германии XIX века» [127]
Дэвид Блэкборн, Джефф Эли
Джеймс Джолл писал: хотя и вся история, возможно, современна, но некоторые ее страницы современнее других [Joll 1978: 60]. Когда создавался первый набросок этого предисловия, премьер-министр Израиля сравнивал Бейрут с Берлином, а Ясира Арафата — с Гитлером. В то же самое время критически настроенный соотечественник господина Бегина описывал политику Израиля в Ливане как «иудео-нацизм». Дело было летом 1982 года. Однако если бы английское издание этой книги готовилось в другое время, все равно возникли бы переклички с отголосками истории Третьего рейха — неонацистскими демонстрациями в Германии и в других странах, рецидивом антисемитизма, актами геноцида, для которых у политиков и публицистов был готов ярлык «Холокост». Одним из последствий того, что случилось в Германии в 1933–1945 годах, стало возникновение критериев для измерения чудовищности преступлений, стандартов описания насилия в истории. Это моральное измерение составляет в настоящее время одну из характерных особенностей немецкой историографии. Это то, от чего историки современной Германии, немцы и не только, хотят они того или нет, не могут в полной мере освободиться. Данная книга — не о Холокосте или Третьем рейхе, на ее обложке нет свастики. Однако первое немецкое издание этой работы оказалось вовлечено в долгий и в последнее время возобновившийся с новой силой спор о недавнем прошлом и, как следствие, настоящем Германии. Одна из задач, которую это введение должно выполнить для английского читателя, заключается в разъяснении, как и почему это произошло.
Немецкий оригинал книги был опубликован издательством «Ullstein Verlag» в ноябре 1980 года [Blackbourn, Eley 1980]. Как и настоящее издание, книга состояла из двух пространных взаимодополняющих эссе, написанных в основном в 1979 году, но содержащих идеи, которые, как это обычно бывает, формировались в течение многих лет. Нас поразило, насколько живо и широко откликнулась на книгу публика. Солидные издания и еженедельники, адресованные массовому читателю, печатали длинные рецензии на наш труд, он обсуждался по радио, а его тема стала предметом дискуссии на тематических секциях нескольких конференций, включая Немецкую историческую конференцию в Мюнстере [Straub 1980; Puhle 1981; Sontheimer 1981; Straub 1981b; Stürmer 1981; Wehler 1981; Winkler 1981] [128]Подобную реакцию нельзя объяснить, исходя исключительно из частных достоинств и недостатков книги. Наше исследование было посвящено вопросам истории и историографии, а читательский отклик затронул, наряду с собственно историческими, моральные и политические проблемы. В первую очередь это касается спора вокруг основной темы нашей книги, где мы попытались рассмотреть некоторые вопросы, ключевые для представления о специфике немецкой истории, — речь идет об идее немецкого Sonderweg, особого пути, отличающегося от истории других (западных) стран.
Дабы контекстуализировать это понятие и наши собственные соображения, вероятно, стоит начать с замечания, что речь идет о весьма почтенной идее. Она никак не была изобретением послевоенного периода, хотя после падения Третьего рейха по очевидным причинам сложился извод этой традиции, связанный с отрицательной оценкой особенностей немецкого характера. Однако представление о специфической модели исторического развития Германии в Новое время восходит по меньшей мере к началу XIX века. В общем и целом те, кто до 1945 года говорил о немецком Sonderweg, были скорее склонны наделять это понятие положительной ценностью. К примеру, в первой половине прошлого [XIX] столетия ранний германский национализм развивался отчасти в подражание французскому, но в то же время он в значительной степени вдохновлялся и чувством отличия и превосходства над идеями Французской революции. Позже, после объединения Германии, особенно в среде академического и профессионального Bildungsbürgertum, широко распространилось обыкновение превозносить специфически немецкое сочетание политических, экономических, военных институций — монархии и промышленного развития, университета и армии. Самодовольная уверенность в предполагаемом преобладании «духовных» ценностей над сугубо «материалистическими» проявлялась со всей очевидностью и в новой Германии. Прославление подобных институтов и ценностей зачастую предполагало определение особого превосходства Германии vis-à-vis Великобритании. Трейчке был не одинок в своем пренебрежительном суждении, будто бы англичане путают мыло с цивилизацией. Представления о положительном немецком Sonderweg получили дополнительный стимул к развитию благодаря Первой мировой войне («идеи 1914 года») и сохраняли убедительность на протяжении существования Веймарской республики [Faulenbach 1980].
127
The Peculiarities of German History: bourgeois and politics in nineteenth-century Germany / by David Blackbourn and Geoff Eley (1984) extracts from pp. 1–35 ‘Basic Assumption of German Histography’ By Permission of Oxford University Press.
128
Книга также фигурировала в передаче Юргена Коки «Обсуждаем немецкий особый путь» («Der deutsche Sonderweg in der Diskussion») на радио Deutschland-Funk. Мы благодарны Коке, предоставившему нам экземпляр текста расшифровки передачи. Наряду с обсуждением на Мюнстерской исторической конференции (Historikertag, 9 октября 1982 года), которым руководил Томас Ниппердай, этой теме были посвящены секции на заседании научного семинара по современной социальной истории Германии Совета по исследованиям в области социальных наук Университета Восточной Англии (18 июля 1981 года) и на конференции Западной ассоциации германистики Висконсинского университета в Мэдисоне (1 октября 1983 года). Подробности коллоквиума в мюнхенском Институте современной истории см. в: [Straub 1981a].