В магистерской диссертации, защищенной в 1892 году, Милюков нанес серьезный удар по общепринятому взгляду на Петра I, оспорив прометеевскую роль, приписывавшуюся личности этого монарха в развитии государственного управления и институтов в России [Государственное хозяйство 1892]. Несколькими годами позже, в 1896 ‐ м, во введении к первому тому «Очерков по истории русской культуры» он провозгласил себя адептом «нового направления», исходившего из того, что подлинным субъектом истории является «жизнь народа в целом», или «жизнь народной массы». Здесь о н также ссылался на некие (неопределенные) универсальные законы, управляющие развитием общества, которые, по его мнению, применимы к России в той же мере, как и к любому другому государству, в особенности к странам Западной Европы [Милюков 1918: «Введение: Общие понятия»] [46]Таковы были основополагающие элементы исторического мировоззрения Милюкова, принесшие ему на короткое время (и к тому же ошибочно) репутацию раннего представителя академического марксизма, а также — вкупе с его антиславянофильством, критикой «субъективно-социологических» основ русской народнической философии, либерально-конституционными политическими взглядами и космополитизмом полиглота — устойчивое прозвище «русского европейца» [47].
Парадоксальным образом, изложив подобную profession de foi, в тексте первого тома «Очерков» Милюков дал ставшую классической поразительную формулировку роли государства в русской истории как независимой творческой силы — более того, «творителя общества», — по сути, развивая мысль такого великого «государственника», как Б. Н. Чичерин, и в итоге навлекая на себя столь нежеланное обвинение в продвижении «славянофильской» идеи русской неповторимости или «самобытности».
Несложно понять, как читатели могли прийти к такому заключению:
Изучая культуру любого западноевропейского государства, мы должны были бы от экономического строя перейти сперва к социальной структуре, а затем уже к государственной организации. Относительно России удобнее будет принять обратный порядок, т. е. с развитием государственности познакомиться раньше, чем с развитием социального строя. Дело в том, что у нас государство имело огромное влияние на общественную организацию, тогда как на Западе общественная организация обусловила государственный строй <…>. У нас исторический процесс шел как раз обратным порядком, — сверху вниз [Милюков 1918: 138–139, 148–149].
В соответствии с этой логикой Милюков сначала описывал развитие государства в России и лишь затем переходил к разделу об общественном устройстве. Естественно, начиналось все с экономического раздела, но его назначение сводилось к тому, чтобы подтвердить главенствующую роль, которую сыграло государство в социальном и, более того, в экономическом развитии России. Милюков называл себя сторонником, с оговорками против редукционистских упрощений, взгляда на историю с позиций «экономического материализма», признавая значимость экономического фактора в российской, как и любой другой, истории. Однако Россия доказывала это правило от противного: не экономическое развитие способствовало формированию определенных политических институтов, а, напротив, «элементарность» экономики и редкая заселенность (следствие сравнительно неплодородных почв и климатических условий) наряду с существованием внешней угрозы и географическим положением, способствующим непрерывному приращению территорий, объясняли доминирующую роль государства в русской истории:
Необъяснимое как процесс внутреннего развития, появления этой центральной государственной надстройки — военно-национального государства — может быть объяснено внешними причинами. Причины эти — отчасти элементарная необходимость в самозащите и самосохранении, а отчасти сознательная политика территориальных захватов, движимая идеей национального единения. Спонтанное и сознательное так переплетены в деятельности московских «собирателей» Руси, что едва ли возможно провести между ними четкую границу <…>. Наша основная цель в данной работе — пролить свет на спонтанные условия русской исторической жизни, те необходимые условия, которые привели, в некотором смысле искусственно и принудительно, к созданию военно-национального государства на элементарной экономической основе, и затем продолжали оказывать влияние на дальнейший рост вновь созданного государства, снова без какой-либо связи с экономической и социальной жизнью русского населения. Впоследствии мы увидим, что все ключевые черты социальной истории России объясняются этим преобладанием внешнего роста над внутренним [Милюков 1918: 149].
46
Следует отметить, что Милюков брал за основу социальной эволюции отдельное общество (для которого государственность была нормальной фазой развития), а не человечество как целое, «западную цивилизацию» и т. п.