В 1929–1930 годах три момента заставили Милюкова пересмотреть те взгляды на историческое развитие России, которые он впервые развил в первом томе «Очерков»: 1) сталинская революция сверху и конец НЭПа, что он истолковал как ключевой поворот с пути европеизации России и даже как радикальный регресс в направлении архаического российского «своеобразия»; 2) растущая озабоченность Милюкова евразийством — направлением, которое он последовательно игнорировал во время НЭПа, — как доктриной, обеспечивающей интеллектуальную поддержку сталинского «особого пути»; 3) создание почитателями Милюкова фонда по поводу 70-летия историка, чтобы спонсировать новое, «юбилейное» издание «Очерков».
В лекции, прочитанной в Великобритании в 1930 году, Милюков атаковал евразийское движение, опровергая пункт за пунктом его притязания на особое место евразийской цивилизации (созданной скорее Азией, нежели Европой), осуждая его милленаристские чаяния в отношении России, предостерегая против его симпатии к большевизму (как «бессознательному орудию возрождающейся государственности») и в качестве ложки меда подчеркивая европейский, по существу, характер русского наследия:
В то время как [евразийцы] пытаются при помощи недостаточных средств истолковать гипотетическую цивилизацию неких грядущих времен в надежде использовать ее для ожидаемого возрождения азиатского духа — или же своеобразной tabula rasa, созданной большевистской революцией, — российская цивилизация существует, и ее основания уже невозможно изменить. На самом деле это европейская цивилизация. Она является таковой вследствие параллельного развития с Европой — а не с Азией — в ранние периоды, когда обычно закладываются основы национального характера. Она является европейской в своей победе над азиатскими силами степи. Она является европейской даже в своем сибирском изводе, ибо она принесла варварам и кочевникам элементы европейской культуры. Она наиболее европейская в своем образованном сословии, которое формировалось со времен правления Петра Великого и внесло существенный вклад в расцвет национальных творческих сил. Российская цивилизация является европейской, это доказывается демократическими стремлениями элиты ее образованного сословия, русской «интеллигенции», которая с конца XVIII века успешно боролась с крепостничеством и самодержавием. Она является европейской даже в своих ошибках и преувеличениях. Она является европейской, чему свидетельство изначальная идея русской революции: борьба за равенство и свободу против националистической традиции социальных привилегий и политического гнета [Miliukov 1930: 235–236] [54].
Таков был и лейтмотив новой редакции «Очерков», подготовленных для «юбилейного» издания.
В октябре 1930 года Милюков прочел в Берлине лекцию «Социологические основы русского исторического процесса» [55]Она показательно резюмирует его размышления о «закономерностях и особенностях» России в период работы над переизданием его главного произведения. Это особенно ценно, потому что труды эти так и не были завершены (см. далее). В начале лекции Милюков в очередной раз подчеркнул свою убежденность в существовании «единых тенденций» в развитии обществ, «сближающих российский исторический процесс с другими, не встретившими препятствий на пути развития этих тенденций», — на этом основании изначально строились его «Очерки». Начав с исследования российской демографии, он выдвинул два тезиса, «которые были впоследствии подтверждены исследованием всех прочих аспектов русского исторического процесса»: 1) эволюция русского народа повторяла те же стадии, через которые прошли другие «культурные страны Европы»; 2) процесс этого развития в России был «более медлен», чем в других частях Европы. Если первое положение указывает на сходство, то второе «утверждает различие, то, что составляет своеобразие российского исторического процесса в сравнении с [опытом] других европейцев». Иначе говоря, Милюков свел представление о «своеобразии» к идее отсталости или «медленности».
Далее следовал анализ роли географического фактора в своеобразии России — эта сфера исследований получила значительное развитие со времени первого издания «Очерков» с точки зрения как антропогеографии (Милюков позаимствовал данный термин у Ф. Ратцеля), так и «месторазвития» (понятие, которое Милюков взял, со ссылкой на источник, у евразийцев):
55