Он помог сестре засунуть пистолет в кобуру на плече, затем проверил свой собственный. Они двое взяли по автомату и надели на голову по темной вязаной шапочке. С самого дна сумки Джеффри достал два бинокля ночного видения, один из которых повесил на шею себе, а другой сестре. Затем он взял две монтировки, засунул одну себе за пояс, а вторую вручил сестре.
На какой-то миг Диане представилось, что ее дети опять стали маленькими и играют в полицейских и воров. Однако стоило этому отрадному воспоминанию промелькнуть у нее в голове, как сын вручил ей точно такую же шапочку и помог пристегнуть наплечную кобуру. Затем она получила револьвер, который Сьюзен привезла из Флориды. Джеффри приобнял мать и на короткий миг задержал руки у нее на плечах. Она показалась ему совсем маленькой, хрупкой и старой, изнуренной болезнью и грузом всех навалившихся на нее в последнее время несчастий. Свет был тусклый, но все равно он заметил глубокие морщины у нее на лбу.
Диану ее собственное состояние заботило меньше всего.
Она сделала резкий вдох, наполнивший легкие прохладным воздухом, и подумала о том, что ни за что на свете не захотела бы сейчас находиться в каком-нибудь другом месте. Впервые за несколько недель, а возможно и месяцев, она ощутила, что ей удалось собраться и усилием воли отогнать болезнь, захлопнуть перед ней дверь. Она прожила всю свою взрослую жизнь в страхе, что ее и детей найдет и уничтожит человек, которого она когда-то называла своим мужем, и ей грела душу сама мысль о том, что этой ночью они с ним поменялись местами и это она станет преследовать его в темноте, что это она вооружена и опасна, возможно, даже еще опаснее, чем он. Это заставило ее испытать ни с чем не сравнимое чувство удовлетворения.
Между тем Сьюзен проверяла, как работает затвор ее автомата. Затем она повернулась к брату:
— А как насчет его жены и сына?
— Эта Кэрил Энн Куртен настоящая змея, — пояснил Джеффри. — Так что отбрось всякие колебания.
Диана покачала головой:
— Она такая же его жертва, как и все мы. Если не хуже. Так почему мы должны…
Джеффри перебил ее:
— Может быть, когда-то эта женщина и была жертвой. Она была бы жертвой, если бы сбежала от него, как это сделала некогда ты, забрав нас у него. И она была бы жертвой, если бы ушла, как только поняла, зачем ему понадобилась, для чего ему ее поддержка и почему он ее обучает. Тогда, быть может, она смогла бы спастись. Та женщина, чье имя она взяла, некая Кэрил Энн Фьюгейт, однажды в штате Небраска своим криком предупредила полицейского, случайно напоровшегося на ее дружка, Чарльза Старквезера, и тем самым спасла жизнь служителю закона. Вероятно, благодаря этому она сама не получила смертного приговора. Так что все может быть. Кто знает, вдруг ее тезка захочет спасти свою жизнь, когда мы начнем действовать… — Говоря это, Джеффри бросил на мать быстрый взгляд. — Но я бы не стал на это рассчитывать, — закончил он голосом холодным, как окружающая их ночь.
— А как насчет Джеффри, твоего единокровного брата? — спросила Диана. — Ему ведь нет и двадцати. Мы же ничего о нем не знаем.
— Ничего не знаем? Да, это так. Действительно, почти ничего определенного. Однако я надеюсь, что сегодня его в доме не будет. Соотношение трое против двоих устраивает меня больше, чем трое на трое. В последнем случае нам придется туговато. Однако все-таки хочется надеяться, что паспортная служба не ошиблась. Вообще-то, в этом штате она работает очень даже эффективно.
— Однако… — начала было Сьюзен, но замолчала, а потом через какое-то время добавила: — Представим все-таки, что он дома. Скажи, он опасен? На кого он больше похож, на него или на нас?
— Что ж, — проговорил Джеффри, — сегодня нам представится случай выяснить это, не так ли? — И, не дожидаясь ответа сестры, Джеффри продолжил: — Знаешь, взросление человека представляет собой сложный процесс. Личность его не формируется вдруг. Ей нужно успеть созреть. Это, пожалуй, напоминает некий научный эксперимент, который может длиться годами, прежде чем принесет результат. Вы в определенные моменты добавляете в пробирку нужные вам составляющие, то есть жестокость, изуверство, любовь к издевательствам, извращенные взгляды на отношения между людьми, бессердечие, и получаете существо злое и уродливое. Мама умыкнула нас у отца как раз в самом начале этого процесса. Их сын… Вот уж не знаю. Давайте лучше надеяться, что он где-то далеко: учится, грызет гранит науки.
— Да уж, учится. Но только не там, где должен, — едко заметила Сьюзен.
— Вокруг нас все не такое, каким должно бы быть. Это касается и меня, и тебя, и его, и самого этого штата. Думаю, у нас есть час или полтора до приезда ребят из Службы безопасности. Скорее всего, у них будут и вертолеты, и слезоточивый газ, и автоматы. А еще приказ избавиться от проблемы самым радикальным способом. Было бы мудрым успеть до всего этого смыться отсюда, чтобы не попасть им под горячую руку. Что бы мы ни собрались сделать, нам надо успеть осуществить это наше намерение в течение следующего часа. Понятно?
Мать и дочь кивнули.
— А как насчет Кимберли Льюис? — напомнила Диана. — Что, если эта девушка еще жива?
— Будем спасать, — откликнулся Джеффри. — Если удастся. Однако сперва нам следует уладить нашу собственную проблему.
Диану такой ответ расстроил. Но Сьюзен встретила его с большим пониманием и энергичным кивком одобрила решение брата.
— Сделаем что сможем, — проговорила она.
Джеффри печально улыбнулся и крепко обнял сестру. Потом быстро обнял мать, деловито и буднично, мимоходом, словно такое проявление сыновней привязанности было ничего не значащим пустяком, а предстоящее ему предприятие — самым заурядным и прозаическим делом.
— Ну, встретимся уже в доме, — попрощался он, стараясь, чтобы голос его звучал спокойно и решительно. — Не слишком торопитесь, дайте мне время полностью завладеть его вниманием.
С этими словами он повернулся и побежал трусцой, с автоматом наперевес, вдоль по аллее. Ночная темнота тотчас поглотила его.
Прошло несколько секунд, прежде чем его глаза привыкли к темноте, но, когда это произошло, он сумел достаточно хорошо различать дорожку, которая вилась впереди него, чтобы не бояться наткнуться на одно из плотно обступивших ее деревьев, кроны которых так плотно смыкались у него над головой, что закрывали и луну, и звезды. Он вслушивался в тишину окружившей его ночи, временами различая на фоне своего хриплого дыхания еще и негромкий стук, — это раскачивающиеся при порывах ветра ветки деревьев задевали одна другую. В горле у него пересохло, как это бывает на зимнем холоде, а подмышки, напротив, взмокли, как при летней жаре. Ему подумалось, что это, конечно, вызвано его нервозным состоянием. Он перешел на шаг и продвигался вперед, ощущая себя человеком, которому предложили осмотреть предназначенный для него склеп.
Он подозревал, что уже активировал систему тревожной сигнализации и что в доме знают о его приближении. Скорее всего, на подходе к дому установлены тепловые датчики, учитывающие не только температуру, но и размер объекта, попадающего в их поле зрения. То есть они не сработали бы при появлении опоссума или енота, но среагировали бы, забреди сюда случайно чернохвостый олень. Он хорошо понимал, что сегодня сработавшую сигнализацию и не подумают отнести на счет какого-нибудь заблудившегося оленя. Где-то среди деревьев наверняка имелись еще и камеры ночного видения, зорко следящие за его продвижением. Однако Джеффри все равно шел осторожно и не спеша, причем делал это намеренно, потому что хотел создать впечатление, будто и понятия не имеет, что его каждый шаг виден на мониторах. Он придавал этому большое значение. «Нужно, чтобы у них создалась иллюзия превосходства в силе, — говорил он самому себе. — Пусть думают, будто я пришел один и по недомыслию угодил прямо в западню».
Аллея изгибалась, заворачивая направо под углом девяносто градусов, и Джеффри поймал себя на том, что медлит выйти из-за деревьев, которые могли бы укрыть его, потому что впереди деревьев уже не было, а виднелась расчищенная, подстриженная и ухоженная зеленая лужайка у подножия невысокого холма. Дом стоял примерно ярдах в пятидесяти от Джеффри, прямо в центре пологого склона. Вокруг не было видно ни единого кустика, за которым можно было бы укрыться. Этот отрезок пути предстояло пройти в открытую. Лунный свет придавал траве серебристый оттенок, отчего лужайка напоминала безмятежную поверхность ночного пруда.